— Не знаю. А что могло?
Катечка вцепилась в пегие кудри и ушла к медсестре пить валерьянку.
А на другой вечер беленький Игорь провожался по центральной улице с девочкой из Севастополя.
Про это Ленка в дневнике писать не стала. И даже про поцелуй хотела выдрать и сжечь, но перечитала и вдруг пожалела, оставила.
Сейчас, задвинув двери креслом, и вытащив папку, Ленка улыбнулась, развязывая тесемки. В тот год она даже ночью вскакивала, проверить. Страшно боялась, что тайный дневник найдет мама, или Светка. А после забыла бояться, таким это все стало детским, ненастоящим.
Ленка села на пол, и раскрыв папку, отложила в сторону тетрадь. Повертела в руках конверт с марками Львова. Подумала с раскаянием, Кострома, наверное, там ждет, ее ответа. А что ему писать-то?
И вытащила другую, тонкую тетрадку. В клетку. В линейку она не любила. Тут тоже были исписаны несколько листов, вернее, по паре строчек на каждом. Она хотела написать Валику Панчу. И не сумела. Когда были вместе, болтали обо всем, и Ленке было легко и здорово, язык не примерзал к небу, как то бывало с ней часто, если надо говорить с новым, почти незнакомым человеком. Будто Валик, как ее Рыбка. Или Пашка Санич.
Перебирая листки, Ленка покачала головой. Нет. Совсем не как Пашка. Другое. А что — не могла понять. Думала, он позвонит и боялась звонка. Потому что по телефону это тоже так, будто совсем новые люди, он станет ждать, что она скажет, а она бе-ме и не сумеет, а Валик обидится. Когда мама не позвала ее, Ленка, конечно, страшно взъярилась. Но одновременно было облегчение, и сейчас она себя за него ругала.
На одном листочке было написано:
«Привет, Валик от пишущей машинки!»
На другом:
«Панч, пишет тебе Ленка Малая. Как ты там, Валик? А я вот»
И дальше пустота.
На третьем вообще всякие рисуночки, сидела и чиркала ручкой. А после разозлилась. Потому что, вот уже лахудра, пацан болеет, а она не может написать даже несколько легких словечек.
Путевка была вложена в тетрадь. Лист бумаги, с графами. В них под круглой жирной печатью уже вписаны ее данные, адрес, дата заезда — второе января, и дата убытия — 12 января (десять дней, стукнуло сердце, непонятно, радуясь или пугаясь). А внизу небольшие расчеты, а после них — к оплате — десять процентов от суммы — семнадцать рублей ноль-ноль копеек.
Ленка аккуратно сложила листок на место. Ох, эти семнадцать рублей. Обычно до зарплаты мама перехватывала десятку или пятнадцать. Не каждый месяц, но часто. А тут еще праздник на носу, кругом выкидывают дефициты. И надо купить, то банку горошка на оливье, то Ирочка взяла по блату палку сырокопченой колбасы.