Так что мама сперва согласилась, на путевку, но когда услышала про деньги, ахнула и стала рассказывать, что денег-то нету, и что же нам делать? Как всегда, Ленке тут же попало.
— Господи, — восклицала мама, быстро ходя по коридору и держа на лбу мокрую марлю (у нее болела голова), — да что за наказание такое? Откуда я возьму эти двадцать рублей? Откуда? Мне что снова бежать побираться? А еще мандарины, и надо же купить на холодец! И у нас кончается сахар! Не было печали, так ты еще со своими путешествиями!
— У меня есть десять рублей, — сказала Ленка, — дай еще десять, и нормально.
— Ты едешь, на все каникулы! У тебя должны там быть хоть какие-то деньги! Карманные. Наверное.
Алла Дмитриевна снова намочила тряпку, ушла в спальню и бережно легла, вытянувшись и придерживая компресс под темной челкой.
— Не нужны, — убедительно возразила Ленка, — там же кормят. От пуза, мне рассказывали девчонки. Зачем мне там деньги. Будет трояк, и хватит.
— Погоди, — Алла Дмитриевна села, нашаривая ногой тапочек, — ты сказала есть? А откуда у тебя?
Ленка возвела глаза к потолку в тонких трещинах.
— Я же тебе говорила. Про Олесю. И джинсы. Она мне…
— О Боже, — перебила ее мама, — ты все-таки взяла с девочки деньги? Какой стыд. Моя дочь и берет деньги!
— Мама! Я их заработала!
Алла Дмитриевна еще что-то восклицала, стеная, но Ленка уже развернулась, влезла в свои самопальные джинсы и ушла из дому. Чтоб не слушать. По дороге к Рыбке отчаянно соображала, где же ей эту десятку взять. Но Оля, открыв двери, сразу же сунула в руки телефонную трубку.
— Это тебя. Мать звонит. — сказала шепотом.
— Лена, — умирающим голосом произнесла трубка, — Лена, ну хорошо, я позвоню Виктору Василичу, будут тебе эти деньги.
Сейчас все было позади, и сидя на полу, с листком в руках, Ленка затосковала уже по другой причине. Тот страх ушел, а на его место пришли другие. Страшно ехать одной, на целых десять дней, она и не подумала сначала, это же новые люди, лагерь, спальня с чужими девчонками. Какие-то непонятные взрослые со своими тараканами. А еще вдруг он уехал? Или уедет на каникулы? Надо бы как-то позвонить, найти номер санатория, позвать к телефону. Сказать, привет, Валик Панч. Я еду вот. К тебе. А вдруг ему это вовсе не надо?
Она сложила листок и уставилась на полку, где стояли кораллы и большая розовая раковина.
А тебе, Ленка Малая? Тебе надо? И зачем?
За окном кто-то смеялся, в уже накатившей ранней темноте. Заиграла музыка, споткнулась, умолкла и за ней — другая. Кто-то с магнитофоном, поняла Ленка, кассетник, вытащили на лавку и крутят, слушают любимые записи. С полуслова вдруг заиграл «Отель Калифорния» и Ленка ясно увидела, как она отодвигает Витаса-Митаса и идет в цветном полумраке к выходу, где стоит высокий тонкий силуэт, острые уголки поднятого воротника куртки, свет из коридора запутался в темных волосах, а лица не видно, но Ленка знает — это он пришел. И смеется, совершенно счастливая. Посреди этого воспоминания вдруг подумалось ей о маминых страхах, которые были ужасающе постоянны, и стоило одному разрешиться и утечь, на его место тут же усаживался другой, усмехался победительно. Царил, каркая, что всегда найдется, о чем переживать и чего бояться. И так — всю жизнь, до самой смерти.