— Руки уберите лучше, — сказала Ленка, — а то закричу.
— Нда… — он убрал руки и откинулся на спинку. Блеск глаз исчез.
— Странная ты девочка, Лена. Сначала звонишь мне, требуешь сведений о препаратах, которые понятно ведь для чего тебе.
— Я подруге.
— Ах, конечно. Дальше что? Дальше ты приезжаешь, с вещами, разыскиваешь меня. Сидишь, пьешь со мной игристое. Просишь разыскать мальчишку. С которым у тебя некие странные отношения. И тут же — уберите руки, дядя доктор.
— И что? — удивилась Ленка, — это вы странный. Я этого игристого попила перед дискотекой, наверное, уже ведер сто. За два года. И с пацанами танцевала, как угодно вот. И стала сразу, черт знает кто? По-вашему, ко мне теперь можно приставать?
— А нельзя? — глаза открылись, лицо повернулось к Ленке.
— Нет, конечно! Я сама по себе. А что я там делала и чего пью — это же мое дело, так?
Он покачал головой, и Ленка вдруг рассвирепела. Она вспомнила, как молнией в мозг, что значит это слово — инцест. Встала, резко поправляя волосы.
— Знаете, Гена. Вы нам, взрослые, вечно ноете, ах у вас в голове мысли, вы тока и думаете, чтоб в койку, и ваще сплошная грязь у вас. А получается, что вы меня туда макаете, да? Тоже мне, мудрец с Феодосии. Думаете, про меня все узнали? А вот хер. И вообще я лучше вас в тыщу раз. Нет. В миллион. Чего вы ржете?
Гена отсмеялся, хлопая себя по коленям и качая головой.
— Ну, фемина, ну, уморила. И слова такие знаешь, а?
— Знаю, — мрачно призналась Ленка, по-прежнему стоя рядом со столиком.
— Ладно. Поехали звонить.
Рядом с больницей Ленка сидела в темноте на скамейке, пока доктор Гена мелькал за желтым, утопленным до половины в асфальт окном. Из полуподвала, переговариваясь, выходили плохо различимые фигуры, проплыл мимо большой силуэт, рассказывая кому-то про еще не купленную елку, и следом второй, обращаясь к первому — Наташенька.
А потом в слабом свете из плиточного нутра показалась фигура доктора Гены, и его негромкий голос позвал ее.
В комнате, среди белого и блестящего тихо передвигалась небольшого роста женщина, вся упакованная в халат и косынку, поглядывала на скованную Ленку, а та задвинула баул под тахту у стены и встала, переминаясь и дергая замочек на куртке.
— Знакомьтесь, — густо сказал Гена, — Анжелочка, это племяшка моя, приехала из Керчи, седьмая вода на киселе, зовут Елена Сергеевна.
— Очень приятно, — кивнула Ленка и получила в ответ кивок и блеснувшие каким-то непонятным ей знанием глаза на неярком бледном лице.
Гена жестом подозвал свежеиспеченную племянницу, она села сбоку стола, глядя, как он, наклоняя освещенное лампой лицо, уверенно крутит диск тяжелого черного телефона, очень старого, с поцарапанными боками.