«Темнота в лице элле Даэда, советника третьего ночного часа, углубилась и стала схожей с чернотой ночи. Но память и мысль ушли с его лица (тут Инисса аккуратно поставил фигурную точку кената, отделяя факт от вывода), а через удар воды явились снова».
Мягко ударила капля в пластину, та отозвалась вибрирующим звонким гулом. Элле Инисса аккуратно положил перо в желобок, отошел от столика, уступая место советнику второго часа рассвета — высокому и хмурому элле Керегону. Керегон был моложе Даэда на десять лет, и в покои принцессы попал впервые. Насупленные брови на узком лице со сдавленным с боков лбом, не расправились от исполненного ожидания — некоторым советникам везло чаще, чем элле Керегону, которому пришлось год за годом всего лишь вести записи — не самих снов и событий в спальне, а последующих толкований и размышлений, да обучать детей. Теперь брови сводила другая забота, понимал Даэд. Ожидаемое так долго может тебя подвести. И ты допустишь ошибку. Не запишешь. Или неверно уловишь знаки. Или вызовешь недовольство великой Неллет. Или твой мальчик-передающий, которых сами дети в незапамятные времена окрестили кенат-пинами, сложив два смысла в одно слово, окажется нерасторопным, и пропустит важное: взгляд, междометие, возглас, усмешку. Никакого наказания за допущенную советником ошибку не полагалось. Лишь собственное неодобрение, раскаяние и стыд могли измучить его. А в целом, в полном соответствии с принципами улавливания, толкования и использования снов Неллет, ошибки тоже вплетались в общую ткань бытия.
За спиной Даэда послышались тихие шаги, занавесь колыхнулась, меняя теневой рисунок на мраморном полу, укрытом мягким ковром.
— С переходом утра в день, элле Даэд, ночь завершится, — прошелестел голос кенат-пины вошедшего Керегона.
— Я понял. Спасибо, ичи.
Он не повернулся, зная, мальчик услышит. Шаги отдалились на нужное расстояние. — Встал чуть сбоку, чтоб не смотреть на спящую, которую видел через распахнутый вход в шатер, его хозяин, советник Керегон. Тот уже вытащил собственные перья, уложил чистые на подставку, подобрав рукава ритуального, богато расшитого халата, взял в руки остро очиненное перо и застыл, держа его над бумагой.
Глаза элле равнодушно скользили по написанным строчкам. Час в покоях принцессы не терпит рассеивания внимания. Все будет прочитано после, когда сутки сложат все свои двадцать четыре часа, и свиток отправится в комнаты совета. Там советники перепишут каждый свою запись в отдельный свиток, по ходу письма добавляя воспоминания, впечатления, догадки. Делая выводы. Там уже не только можно размыслить, но и необходимо делать это. Стараясь опять же, не останавливаться для размышлений, а вписывать то, что само ложится под перья. Холодные размышления еще впереди.