— Из ваших. Кокша или пекша. Или — лаборанточка?
— А то ты не знаешь, какие в наших рейсах кокши. Не ерунди. Начерта мне тебе врать, мы с тобой два года врозь! Было бы что, сказал!
В наступившей тишине снаружи сигналили машины, кричали дети. Каркала за приоткрытым окном ворона. К дождю, подумал Андрей, примета, которая не подводит, и науки не надо, если каркает — будет дождь. Зачем он приехал? Из-за своей карты? Потому что в Рыбацком сестра с племянником, и мало места. А тут? Понадеялся? Фиг знает, что получается. Там родители, а места ему там нет, такому, каким хочет быть. Тут жена, и снова — все не так. Хоть убегай на вокзал. Или снимай квартиру. Где его место? Пора ему уже быть.
Он подумал о том, что придет ночь. И нужно укладываться спать. В общую постель? Или ложиться на диван в гостиной, как будто он в гостях.
— Ира… — он потянулся — погладить голову над краем простыни.
— Уйди! — Ирина села резко, обожгла злым взглядом, — не нужно мне твоей жалости. Думала, ну, наконец, по-человечески все! Свалил, вот и позвонил бы, сказал, все, разводимся. А ты нервы мотаешь.
— Ты же сама! Ну сказала бы. Когда я в Рыбацкий!
— Именно сама! Я все должна сама! А сам ты мог сказать свое слово, а? Мужское! Или всю жизнь ждешь, когда я подскажу, что делать? Между прочим, когда ты — в Рыбацкий, я думала, ну, что-то решил, сам! И послушалась! Ждала потом, когда решишь вернуться!
Андрей с удивлением слушал. За время их отношений он привык к самостоятельности жены. Получается, подчинялся, отдавая ей роль семейного лидера. Ему это не нравилось, но, когда любил, полагал, пусть, раз так нравится Ирке. Выходит, ей тоже не нравилось такое распределение ролей? Как их понять, женщин…
Жена уже застегивала лифчик, возясь под простыней, натягивала трусики. Встала, подхватывая джинсы и майку.
— У меня вечерняя тренировка. В холодильнике найдешь поесть. Я вернусь поздно, так что, если уедешь, позвони, и закрой все. Если остаешься, ложись, где захочешь. Тут. Или — на диване.
Через пять минут, одетая, уже красила губы в прихожей, внимательно глядя в зеркало. И Андрей не успел ничего толком сказать, дверь хлопнула, загудел лифт.
Потуже заворачивая на бедрах полотенце, он встал, подошел к окну. Там на ветке старого тополя сидела серая ворона с глазом-бусинкой. Разевала клюв, надсадно каркая. Андрей снова пожалел, что окна комнат выходят на сторону шоссе. Сейчас видел бы, как солнце кладет серебро на воду пролива, над макушками парковых деревьев. Плеснул в стакан еще вина и ушел в гостиную. Ходил, разглядывая то, что помнил, и что появилось за последние два года. Несколько фотографий, прислоненных к книгам в шкафу. Ирина, смеется, в окружении накачанных парней и скульптурных девушек в спортивных купальниках. Ирина рядом с Алиной на фоне блестящей иномарки. Горообразный Гоша обнимает Ирину за плечи, а у нее в руках хрустальный вычурный кубок. Просто олимпийские игры какие-то.