— Что вы, — сказала Аля, — не переживайте, все в порядке, я сейчас вымою.
И ловко, пятясь к толстым коленям старшей, замыла бесцветную юшку, хлюпая громко тряпкой в ведре.
Старшая хмыкнула недовольно и унесла в глубину коридора злые глаза и скрещенные на большой груди руки, не дожидаясь, когда Аля закончит.
Красивая, извинившись еще раз пять, угощала потом Алю печеньем и лимонадом. Смеялась удивленно над судьбой своей и мужа, принесшей в дом еще двух новорожденных девочек вдобавок к трем старшим сестричкам.
Поболтав десять минут, Аля поняла, что жить — можно. И с того дня — работала просто. На старшую внимания не обращая. Тем более, что сами сестры и акушерки, не говоря уж о врачах, санитарок просто не замечали.
Только одна — тонкая, как темная змейка, веселая Тамара, всегда разговаривала с Алей, сама прибегая в моечную — приносила грязные клеенки, не дожидаясь Нюры.
— Ох, Алька, — кричала она, сдирая со смеющегося рта марлевую повязку и кидая ее вместе с шапочкой в кучу грязного белья:
— И клизму два раза ей ставили, и не ела ничего она, а как поднатужилась, да как каканула! Смотри, ух, все лицо, до самых бровей в брызгах! Засранка, ой засранка! Пацанчика родила, да большого — четыре с половиной. Чего-то большие дети пошли сейчас.
Аля смотрела потрясенно на красивую, хоть в кино снимай, Томку. Вспоминала, как рассказала она ей, что обожгла щеку ухой, оскользнувшись у плиты, и как переживала Тамара больше всего, что «буду некрасивая, муж бросит»… Как спросила она Тамару, почему именно здесь, в роддоме, среди крови, дерьма и воющих криков — работает?
Тамара ответить не смогла. Пожала плечами, улыбнулась чуть растерянно. Но потом неловко сказала:
— Так, дети же. Рождаются. Ну, не знаю, Аль, — и рассмеялась звонко:
— Не из-за денег — точно…
Денег и правда акушерки получали немного. А беспрерывные подарки от женщин, что отмаялись — тортики и бутылки шампанского — скорее вредили, чем помогали жить. Тамара из всего коллектива единственная сохраняла стройную фигуру. Все остальные акушерки были похожи, как сестры. На старшую — мощную, как портовый грузчик.
Аля как-то сделала Тамаре комплимент и та снова рассмеялась:
— Ой, Алюша, иногда надо детеныша выдернуть аккуратно, но посильнее, так у меня силы-то в руках не хватает. А Светка всех плечом раздвинет, коленом упрется в стол и рраз, готово!
Об Альке пеклась Нюра. Выгоняла ее из моечной, когда не было работы, в зеленый запущенный дворик:
— Идем-ко, нечего хлоркой дышать. Бери еду, на травке посидим.
И они усаживались на бетонной теплой плите, скрытые от окон сестринского кабинета кустами сирени. Нюра хозяйственно расстилала свежую пеленку, раскладывала припасы. Подталкивала к Альке бумажку с копчеными тюльками и обломанной горбушкой черного хлеба: