Самый простецкий прислужник зовется сервусом. Маги часто им головы прочищают, чтоб, значится, ни о чем лишнем не думали. Только приказ хозяина сполняли ежечасно. На деле это рабы. Тупые, зато подчиняются приказам без сомнений. Тех, которые уже эликсирами напитались, но еще в силу не вошли, зовут аколитами. А самые сильные - адиторы. Этих мало.
- Почему?
- Сам подумай. Чтобы толкового прислужника вырастить много разных зелий тратится, а это дело дорогое и не быстрое, работа опять же большая нужна, волшбство всякое. Между слугой и хозяином связь особая появляется, что первый слышит и видит – все господин знать будет. Но чтобы из простого аколита сотворить адитора, на это многие годы требуются. Опять же волшебники тайнами делиться не любят, разве что за сокровища великие. Чаще всего сами постигают чего и как. Исследуют, учатся, понятное дело, первые опыты запорют, как пить дать. Сначала просто разум учатся контролировать. Сервусов делать. Потом и прочее всякое. Долгое дело.
Зато потом через него хозяин даже волшбу творить и говорить может ровно от себя. Их и на советы магов отправляют, сие не возбраняется. Меж собой-то маги шибко недоверчивые. Опаску имеют завсегда, что убить могут али ишшо чего напакостить друг другу. Вот и сидят, как сычи в своих башнях. Чем больше у мага слуг таких, тем больше он разом дел может крутить по всему миру. Но и цена такому слуге высока. С давних пор они меж собой договор держат, что слуг не вбивать до смерти и не портить. Потому как для настоящего старого волшебника, что тот слуга? На один зуб. Вот в давние времена и принялись они друг у дружки слуг резать. И остались одни-одинешеньки. Тогда и за ум взялись. Но закон тот только для слуг и магиков. Простой человек в полном своем природном праве. Если что. И меж собой «их волшебства» разве что временный мир могут заключать. Для многих магов первого слугу выпестовать – почитай ровно в круг избранных допущенными быть. Да и много ли одному успеть, даже если ты силой особой владеешь? Рук две, ног две. Не разгонишься. Такие дела. Понимаешь теперь?
В ответ я только и смог дернуть черепушкой, понимаю, мол. А в голове крутилось – уж не хотел ли Алезиус из меня такого слугу сделать? Не потому ли и денег давал, и работу подкинул сытную, и лагерь запретил покидать? А нога продолжала болеть и в голове, будто хмарь какая сидела. Я и помню ту неделю смутно, как в полусне. Пока медальон не одел, в голове не прояснело. Ел, спал, ходил к магику в шатер, пил очередную отраву, шел работать. Бездумно словно кукла деревянная на веревочках. Видно готовил меня маг к обряду да не успел. Ушел я от него, сорвался как сильная рыба с крючка. Ищи меня теперь по белу свету… Хрен найдешь. Я