Улита-Слимак чутко ловит все перемены в воздухе, выставив во всю длину свои рожки. Он надеется почувствовать приближение грозы или хотя бы небольшого дождя, который помог бы бедолаге преодолеть горячую стежку и оказаться, наконец, в полосе влекущей зелени на другой стороне. Пока же он чувствует только жару и зной, без единой прожилки влаги.
«Как вам нравится идея слизняка подружиться и наладить контакты с рыжими земляными муравьями? Ага, вам смешно, — неизвестно к кому обратился головоногий, — а я чувствую ужас при одной только мысли об их едкой отвратительной кислоте, которой рыжаки пстрыкают на все, что попадается на дороге, а их жвалы безостановочно хватают и крошат любое живое существо. Нет, пусть уж без меня слизняк с мурашами устраивает в яме совместную счастливую жизнь.
Хочется или нет, но придется ждать вечера, когда солнце спрячется, а на землю и траву упадет чистейшая роса. Она смочит песок, ветки, хвоинки и камешки. «Тогда и переползу через стежку. А пока, чтобы не мозолить глаза, спрячусь под широкий и мясистый лист подорожника. Хорошее укрытие, жара не донимает и чужие глаза не достают». Он втянул рожки и спрятался под листок, наверху осталась только бело-серая раковинка. Она хорошо была заметна каждому, кто шел здесь и присматривался к обочине в поисках чего-либо необычного или редких лесных цветов для скромного букетика.
***
— На этой одинокой скамейке ты похож на старого, побитого жизнью грифа. — Нельзя было понять, радуется за Антона Голос или сочувствует ему. — Не надо было гулять и проводить время в клубах, глотать химию и литрами пить водку. Надо было задуматься о большом и значительном, а не только о телесных удовольствиях. Говорю это, понимая важность каждого слова.
— Отвяжись! Как же ты надоел! Хоть заливай уши гудроном! — Антон поудобнее устроился на скамейке, закинул руки за голову, потянулся. — Вокруг миллионы людей, а ты прицепился к моей непримечательной особе. Лучше бы донимал какого богатенького толстосума или чиновника с проблемной совестью.
— К ним не пробьешься. Они глухие, — проговорил торопливо, словно отмахиваясь от услышанного, Голос.
— Ну, чего? Чего ты хочешь? Я и без тебя скоро сойду с ума. Ночами спать не могу, бессонница замучила. Во рту горечь от снотворных, а тут еще и ты, как короста, пристал. Оставь меня в покое, прошу тебя…
— Прекрати кривляться, — если бы у Голоса было лицо, на нем отразилось бы презрение. — Не притворяйся избалованным, неприступным барином. — Голос изменился, стал тише и мягче, словно передумал начинать ссору. — Ты заметил странную закономерность: чем больше в городе одиноких людей, тем больше появляется собак? Посмотри, сколько их гуляет вместе с бабулями и дедками, с молодыми людьми и школьниками. Вон парень с алабаем, девушка с овчаркой. И не грызутся такие звери между собой. Ладят. — Голос откровенно намекал на понимание и согласие с Антоном.