Джен расчесывала волосы. Будто солнышко взошло. Солнышко-Дженни…
Королеве понадобилось все ее самообладание, чтобы не показать, что происходило в этот момент в ее душе. Затянув последний узел, она холодно произнесла:
— Что с прической?
— Елла обещала, что…
— Не надо. Я сама, — и королева методично, локон за локоном принялась укладывать «золотые слитки» вокруг головы Джен Ярборро.
— Ну, вот и все — ты готова. Умоляю тебя — веди себя согласно своему положению и статусу, Джен. И чтобы я не слышала, что…
— Ба… Я все поняла. Хватит уже, — два небольших кинжала заняли свое место по обеим сторонам замысловатой прически.
«Надо же, — пронеслось у королевы в голове, — они как там родились. Может быть, так и носили? Надо пересмотреть свитки в библиотеке».
Вслух же королева произнесла:
— Я не думаю, что это хорошая идея, Джен. Лучше воздержись.
— Ты о чем?
— Об этих твоих кинжалах. В протоколе о подобном украшении упоминаний нет. Не хватало еще, чтобы это было расценено как оружие.
— Расценено кем, Ба? Демоны все равно ничего не поймут, а остальных папа убьет, если что.
— О демоны, — королева устало опустилась в кресло.
— Бабуль… Ну ты чего? — Джен опустилась на колени, ткань, которая от времени стала практически невесомой, улеглась вокруг и девочка стала похожа на огненный цветок. Она прижалась к теплой ладони королевы. Ощутила, как свободной рукой та гладит ее по голове. Как в детстве.
Скоро она уедет в Академию. Начнется новая, взрослая жизнь, о которой она так мечтала. Свобода. Ну… насколько это возможно, конечно. Папа ведь тоже будет в Академии. Но почему-то именно сейчас вспоминается детство, и что-то тоскливо щемит внутри.
Королева вытащила один из кинжалов. Упрямый локон тут же вырвался на свободу, но даже не был замечен, и обиженно повис. Джен застыла, чувствуя, что королеве сейчас не стоит мешать. Спустя несколько долгих мучительных минут ее терпение, наконец, было вознаграждено. Королева негромко заговорила:
— Это… принадлежало твоей матери.
— Я знаю. Наверное, папа ей подарил, а она не носила.
Джен забрала из рук королевы любимую вещь и, ловко заправив распустившуюся прядь, вернула на место.
— Почему ты так думаешь? Насколько я помню, Эмма с ними не расставалась.
— Мама и кинжалы? А не ты ли мне рассказывала, что моя мама была настоящая леди? Тихая, утонченная, милая, скромная, безропотная? Она безукоризненно вела себя в обществе, все восхищались ее выдержкой и манерой держаться? Расчесывала волосы сто раз утром и сто раз вечером, ее одежда и прическа всегда были в порядке. Прости, бабуль — но я вся в отца. Ну что — идем?