Она зашла внутрь, в душное помещение, набитое газонокосилками, канистрами военного образца, жестянками поменьше с бензином и керосином, мешками с конским кормом и сеном, принадлежностями для верховой езды, висящими на крючках на кирпичной стене. В углу возле штабеля дров были прислонены к стене топор и пила.
Через дверной проем впереди, ведущий в темные стойла, она смогла разглядеть то, что поначалу приняла за два бревна, но, когда глаза привыкли к темноте, сообразила, что это мужские ноги, высовывавшиеся из стойла. Его брюки и трусы были спущены на лодыжки, а туфли с носками оставались на ногах.
— Ох, до чего же ты сладкая!
Ее захлестнула такая волна ярости, что все вокруг превратилось в расплывшееся пятно. Она открыла сумочку и провела пальцами вдоль лезвия ножа.
«Нет! — Она вытащила руку и закрыла сумочку. — Поговорить. Я просто хочу поговорить. Только и всего».
А женщина продолжала сладострастно стонать.
Она прошла через дверной проем, миновав первое пустое стойло. Отсюда они оба были отчетливо видны: обнаженные волосатые ноги и ягодицы Дика; его рубашка, наполовину задранная на спину; согнутые в коленях и разведенные в стороны стройные белые женские ноги. Вцепившись в его плечи, женщина безумно мотала головой, тряся черными волосами. Задница Дика работала, как насос: вперед-назад, все быстрее и быстрее…
— Ох! О-о-о!
Она видела между его ногами черный кустик волос, красные губы, протискивавшееся в них древко. Посмотрев на лицо женщины, безжалостное и прекрасное, с закрытыми глазами, на ее густые волнистые волосы, отброшенные назад, она увидела, как глаза счастливой соперницы вдруг открылись и уставились на нее.
Казалось, время остановилось. Потом глаза вспыхнули злобой, испугавшей ее.
Дик тоже ощутил чье-то присутствие и повернулся. Волосы его были взъерошены, лицо же, потное от напряжения, постепенно становилось красным от ярости.
— Снова приперлась! — закричал он. — Какого черта ты здесь делаешь? — Он поднялся на ноги. — А ну-ка, пошла вон отсюда, ты! Убирайся прочь, сучка! Овца! Корова уродливая! Ты меня слышала?
Пошатываясь, он двинулся к ней, даже не потрудившись натянуть брюки, и залепил ей оплеуху, потом другую.
— Нет! Пожалуйста… пожалуйста, мы должны поговорить…
Он пихнул ее, отбросив через дверной проем, в складское помещение. Она упала на спину, и ее голова с размаху ударилась обо что-то твердое.
— Ну-ка, вали отсюда, овца тупая! Выметайся немедленно, поняла? Убирайся! Оставь уже нас в покое!
Она пристально смотрела на него, ошеломленная.
— Поговорить, — выдавила она из себя, но звука не получалось. — Дик, я просто хочу поговорить. Только и всего. Мы же должны все обсудить, только посмотри на меня, посмотри на мой живот, ведь уже восемь месяцев, ну пожалуйста. Это же твой ребенок, ты должен мне помочь. Пожалуйста…