— Я ухожу! После того, что произошло я ни минуты больше не останусь в вашем гадюшнике.
Первая пара послушников, завороженная огнем, опустив оружие, расступается, следующий на мгновение засомневался но кулак Веронеи, сваливший его на пол, тут же помог четвертому принять правильное решение.
— Пожар! — Вдруг тихо завыл Исфагиль.
— Пожар! — Заорал во всю глотку камергер.
Поворачиваюсь назад, там уже вся стена в огне. Будет им теперь чем заняться.
Вокруг заметались люди с ведрами и тазами, началась настоящая чехарда: крики, топот, ругань. Толпы придворных, как тараканы, выскакивают из комнат и очумело бегут по коридору. Мы с Веей в этой толпе широкими шагами движемся на выход.
— Куда, к воротам? — Спрашивает Веронея.
Я как пьяная переполнена задором и куражем.
— Нет, сначала в конюшню. — Скалюсь в злой гримасе. — Мы не бежим, мы в гневе покидаем негостеприимный дом.
Веронея понимающе улыбается.
— Это правильно, негоже нам от всякого дерьма бегать.
Врываемся в конюшню, Вея за грудки вытаскивает с сеновала давешнего мужичка. Встряхнув его несколько раз для понятливости, она рявкает прямо в круглые перепуганные глаза.
— Седлай по-парадному Лису и моего вороного.
— Сейчас, сейчас, мы мигом. — Засуетился конюх.
Откуда-то вынырнули еще помощники и засуетились, доставая сбрую и седла.
Через пару минут мне вывели Лису. Багряный чепрак с золотыми кистями, черное изогнутое седло, украшенная серебром уздечка и стремена.
— Ну, ты красава! — Обращаюсь к своей кобылке. Та, словно услышав меня, гордо выгнула шею и грациозно зацокала, вскидывая копыта.
Через минуту привели и жеребца Веронеи. Он почти такой же, как ее любимец, оставленный нами в какой-то деревне, такой же черный, громадный и злой, полностью соответствующий своей кличке Шквал.
— Открывай. — Скомандовала Вея, взлетая в седло.
— Подождите минуту, Ваше Высочество. — В дверях показался Лириан Дуга.
Лиса зло захрапела и нервно затопталась на месте.
— Чего вы хотите? — После сегодняшнего я не собиралась с ним миндальничать.
Камергер сложил руки на груди и вернул на свое лицо его обычное умильное выражение.
— Простите ради Матери Ветров Исфагиля, он настоящий безумец. Ни я, ни король не имеем к сегодняшнему инциденту никакого отношения. Мы ни секунды не сомневались в том, что вы не принимали никакого участия в нападении на короля и убийстве юного гранда.
— Так что вы хотите? — По-прежнему олицетворяю надменность и оскорбленное достоинство.
Лириан снял добродушную маску в одно мгновение, превращаясь в холодного и расчётливого циника.
— Надеюсь, все наши предварительные договоренности в силе и вы не станете все рушить из-за глупости трибунала.