Он закрыл глаза и сжал кулаки. Его губы продолжали улыбаться, оживая от воспоминаний.
— Какая же она была красивая, моя Соня…
— Вы играли в театре? — спросила я.
— Да, — открыв глаза, он гордо выгнул шею. — А ты думала, что я похож на академика?
— Напротив, — усмехнулась я, поднимая рюмку. — За вас! Но это последняя.
— Отчего же? — расстроенно надул губы Домовой.
— Мне нужно возвращаться домой.
— Бросишь старика одного? — он наполнил очередную рюмку и выпил, не поморщившись.
— Придется, — с сожалением вздохнула я. — Кто-то перевернул вверх дном мою квартиру. Сейчас вернется Катя, попрошу ее помочь мне с уборкой.
— Что значит перевернул? — он вдруг будто протрезвел, уставившись на меня ошарашенно.
— То и значит.
— К тебе вломились? — пытаясь удержать прямо голову на шее, уточнил сосед.
— Да…
Он всплеснул руками.
— Но я ничего не слышал! Когда? Тебя обокрали?
— Тут всё хуже, Петрович, — простонала я, положив голову на руки, — я вляпалась в серьезные неприятности.
— Денег должна? — понимающе кивнул Домовой, разливая водку по рюмкам.
Он с надеждой открыл хлебницу, но там оставались лишь крошки.
— Нет, но с деньгами у меня тоже худо — уволили с работы.
— А кто мог влезть тебе в квартиру? Рассказывай, чего уж.
Я отодвинула от себя рюмку. Меня затрясло, не знаю даже, больше от страха или от отчаяния.
— Пытаясь помочь брату, я задела серьезных людей и теперь даже не знаю, сколько мне осталось жить. Не знаю, кто они, что им нужно от моей семьи, но я потревожила их улей. Они ужасно не хотят терять свой мёд, поэтому отчаянно пытаются зажалить меня до смерти.
— А что твой мужик? — удивился Петрович, опустошая очередную рюмку и занюхивая рыжими волосами.
— Какой еще мужик? — усмехнулась я.
На самом деле я поймала себя на том, что хочется спросить, который.
— Тот, что был у меня вчера.
— А… Лёша?
— Он самый.
— Да он и не мой мужик вовсе, — печально отметила я, заламывая руки. — К тому же я его сильно обидела.
— Значит, нужно мириться, — почесал нос Петрович и задернул грязные занавески. — Он знает, что ты в опасности?
— Да я уже, если честно, подумываю не говорить ему, — призналась я. — Он и так слишком многое сделал для меня, чтобы подвергать его ненужному риску. Выкручусь как-нибудь сама.
Петрович вытянул под столом ноги в розовых носках и многозначительно вытянул губы в трубочку. Выглядело очень нарочито и манерно. Вполне возможно, в театре ему не редко доверяли драматические роли.
— Да вы, Беляевы, все слепые, значит. Это у вас семейное. Один в упор не видит, что девка по нему не первый год сохнет. Вторая до того благородна, что готова сдохнуть, но не просить о помощи человека, которого любит. Даже страшно представить, что Ксенька отчебучит, когда подрастет.