Соленая жидкость попала в рот, он непроизвольно облизал губы, и… Его пронзила молния, как, еще не сейчас! Ведь ещё не надели шлем, ещё не повернули рубильник! Нет! Подождите! Ещё только одно мгновение! Дыхание перехватило… Он ещё жив, вокруг него все ещё неторопливо разворачивается страшное действо казни. Что же произошло? Соль… Соль на губах, ее вкус… Ее слезы… В тот вечер она горько плакала, он же старался побыстрее ее утешить и уйти. Целовал… Мокрые от слез глаза… Щеки в блестящих дорожках… Роберта… По телу прошла дрожь. В первый раз он осмелился мысленно произнести здесь это имя. Раньше боялся, ведь он теперь не принадлежит земному миру. Вспомнить ее имя — это отдалиться от небесной благодати, которая ждёт… Ждёт… Ждёт… Дождется ли? Роберта… Как сладко произносить… Почему? Почему именно сейчас, ведь… Сейчас все закончится, зачем, зачем? Ведь он никогда не любил ее… Почему же он сейчас снова и снова произносит ее имя? Словно… Зовёт… Он умирает. Как умирала она и звала… Звала… Вдруг он услышал низкий голос, почти рычание… До сих пор ему становится страшно от ненависти, наполняющей его…
— Что она кричала вам, мистер Грифитс? Не правда ли, вы помните эти слова? Вы слышите их, прямо сейчас! Что она кричала? Скажите нам! Не можете? Вам страшно? А ей? Ей было страшно? Отвечайте!
Он не ответил. Даже самому себе он никогда не решался повторить эти слова. Ее последние слова… Не ненависть… Не проклятие… Если бы было так… Если бы… А сейчас… Сейчас закончится его жизнь… Что ждёт его там, по ту сторону? Ещё несколько минут назад он был уверен в ответе, ведь ему всё рассказали, объяснили… Ему обещали. Опять обещали. И он снова — поверил. И снова — напрасно. Окончательное понимание этого вспышкой озарило измученный мозг, опалило выжженную душу. Напрасно. Обман. Ложь. Лицемерие. Везде. На его лицо медленно опустился черный матерчатый глухой шлем.
Тьма. Вокруг сгустилась грозная тишина, вот, сейчас, сейчас… Из всех чувств у него остался только до предела обострившийся слух. Дыхание застывшего возле него тюремщика, он останется рядом до последнего мгновения, до знака Сандерса, «коптильщика». От дверей, где неподвижно стоят остальные, не доносится ничего. Нет, вот кто-то переступил с места на место, не выдержав напряжения. Тихий шепот, молитва Мак-Миллана… Узник пытается вслушиваться, старается вернуть торжественный настрой, с которым он пять минут назад вышел из своей камеры… Нет… Нет… Нет… Его неудержимо уносит набирающий силу поток и слова преподобного затихают вдали обессилевшим зовом. Ведь теперь это — только слова, черный шлем скрыл от приговоренного глаза священника, в которых он мог найти опору и поддержку. Тьма. И мысли… И воспоминания, которые властно прорвали все заслоны. Имена… Имя… Лицо… Тихий шепот… Роберта… Роберта… Я… Ты… Только мы с тобой знаем, что произошло, только ты можешь судить меня. Только ты… Не люди… Не закон… Не Бог… Эта мысль потрясла его своей страшной, обнаженной простотой. Только Роберта знает правду, никто больше. Только она имеет право осудить его. Но она мертва… Мертва… Губы изогнула горькая усмешка, сейчас будет мертв и он. Негромкий скрежет, два оборота ключа — Сандерс открыл замок, запирающий контактный рубильник.