Китка набирает в свой стетсон воды из технического крана на пирсе и выплескивает в салон, одной полной шляпы мало, он наливает еще одну. Ландсман сгорает от стыда за то, что пилоту приходится это делать, но Китка и блевотина, похоже, старые знакомцы, и улыбка не сходит с его лица. Краем ламинированного путеводителя «Киты и тюлени Аляски» Китка выгоняет из кабины потеки рвоты и морской воды, споласкивает путеводитель и отряхивает его хорошенько. Затем застывает в проеме, держась одной рукой за притолоку, и смотрит на Ландсмана, стоящего на причале. Море шлепает о поплавки «сессны» и о причальные сваи. Ветер, дующий с реки Ситкин, гудит у Ландсмана в ушах, треплет поля его шляпы. Из деревни доносится женский голос – сорванный, рыдающий то ли по мужу, то ли по ребенку. Крику вторит пародийный собачий лай.
– Думаю, они уже в курсе, что ты на подходе, – говорит Китка, – те, что на верхотуре. – Улыбка его становится робкой, похожей на недовольную гримасу. – Мы приняли к этому все меры, кажись.
– На этой неделе я уже нагрянул кое-куда с неожиданным визитом, и не особенно удачно, – замечает Ландсман. Он достает «беретту» из кармана, выщелкивает обойму, проверяет магазин. – Сомневаюсь, что их можно застать врасплох.
– Ты знаешь, кто они? – спрашивает Китка, поглядывая на шолем.
– Нет, – отвечает Ландсман. – Не знаю, а ты?
– Ну серьезно, брательник, – говорит Китка. – Кабы я знал, так сказал бы, хоть ты и заблевал мне самолет.
– Кем бы они ни были, – говорит Ландсман, вставляя обойму на место, – думается мне, это они убили мою сестренку.
Китка обмозговывает это заявление, как будто отыскивая в нем лазейки или слабые места.
– Я должен быть во Фрешуотере к десяти, – говорит он, изображая сожаление.
– Да. Понимаю.
– Иначе я бы тебя прикрыл, брательник.
– Да ладно тебе. О чем ты? Не твоя это беда.
– Да, но Наоми… Она была, конечно, оторва.
– Ты мне рассказываешь.
– Вообще-то, она никогда меня особенно не жаловала.
– Ну, она впадала в крайности, – говорит Ландсман, пряча пистолет в карман пиджака, – порой.
– Ладно тогда, – говорит Китка, носком сапога изгоняя последнюю волну из самолета. – Эй, ты там, слышь, поосторожней.
– Честно говоря, я не знаю, как это, – признает Ландсман.
– Значит, это семейное. У вас с сестрой.
Ландсман с грохотом шагает по мосткам к стальным воротам и дергает ручку – из чистого интереса. Потом перебрасывает рюкзачок через решетчатую ограду и сам перелезает следом на ту сторону. Когда он оказывается на верхушке ограды, нога его застревает меж прутьев решетки. У него слетает ботинок. Ландсман кувыркается и шлепается на землю, смачно чавкающую при его приземлении. Рот наполняется соленым вкусом крови из прикушенного языка. Ландсман отряхивается и оглядывается – убедиться, что Китка все это видит. Он машет Китке, мол, все в порядке. Чуть помедлив, Китка машет ему в ответ и захлопывает дверцу самолета. Мотор со стуком пробуждается. Пропеллер исчезает в темном ореоле собственного вращения.