– У нас тут, дядя Герц, возникла одна головоломка, – говорит Ландсман. – Из-за нее, собственно, мы и приехали.
– И еще из-за майонеза, – прибавляет Берко.
– Головоломка? – Старик отворачивается от окна. Взгляд у него снова колючий и подозрительный. – Ненавижу головоломки.
– А мы и не просим тебя решать их, – говорит Берко.
– Сейчас же оставь подобный тон, Джон Медведь. Я этого не потерплю, – чеканит старик.
– Тон? – переспрашивает Берко, голосом изображая некий сложный такт в музыкальной партитуре, громоздкий кластер из полудюжины тонов, камерный ансамбль дерзости, возмущения, сарказма, вызова, наивности, удивления. – Тон?
Ландсман пристально смотрит на Берко, чтобы напомнить – нет, не о его годах, не о статусе, но о том, как выбивают из колеи препирательства с родственниками. Это старое и сильно поношенное выражение лица давно знакомо Берко – с первых лет в семье Ландсмана, трудных лет непонимания, раздоров и противостояния. Когда бы они ни столкнулись, каждому хватало нескольких минут, чтобы вернуться в первобытное состояние, подобно команде, потерпевшей кораблекрушение. Это и есть семья. Со штормами, и кораблями, и неведомыми берегами. Шляпы и самогонные аппараты из бамбука и кокоса, сделанные своими руками. И добытый трением огонь, чтобы отгонять хищников.
– Мы как раз пытаемся прояснить одну ситуацию, – начинает Ландсман заново. – И кое-что в этой ситуации напомнило нам о вас.
Дядя Герц снова наливает себе сливовицы, идет к столу и садится.
– Начни-ка с самого начала, – велит он.
– А началось все с мертвого наркомана у меня в гостинице.
– Ага.
– Вы в курсе.
– Кое-что слыхал по радио, а кое-что в газетах прочел. – Старик вечно ссылается на газеты как на главный источник своих знаний. – Он был сыном Гескеля Шпильмана. Тот самый вундеркинд, что подавал большие надежды.
– Его убили, – продолжает Ландсман, – вопреки тому, что вы, наверное, читали в газетах. А перед смертью он скрывался. Он почти всю жизнь был в бегах – то от одного, то от другого, но перед самой смертью он пытался, как мне кажется, скрыться от неких людей, которые его преследовали. Я смог проследить его передвижения до аэропорта Якоби. Он появился там в апреле этого года – всего за день до гибели Наоми.
– Это как-то связано с Наоми?
– Те же самые люди, которые преследовали Шпильмана и которые, судя по всему, его и убили, в апреле наняли Наоми, чтобы она доставила этого парня в Перил-Стрейт – на ферму, якобы обустроенную этими молодчиками для реабилитации проблемной молодежи. Но, оказавшись там, он испугался. Захотел уехать. Позвал Наоми на помощь, и та умыкнула его и переправила назад в цивилизацию. В Якоби. А на следующий день погибла.