Деряблов глядел прямо в глаза Ивану Николаевичу. Татьяна Петровна словно окаменела, ей так было неловко, что она чуть не упала. Только Юра жевал свои губы; он мысленно обозвал ослом Ивана Николаевича и спросил:
— Восемнадцать лет просидел т а м? Но не набрался ума.
Иван Николаевич прямо стервятником взмыл над Юрой, готовый до смерти заклевать его, — встопорщилась его бородка, глазки стрельнули колючим светом, стремясь упредить подвох.
— Не просидел, уважаемый, а прожил и ничего не растерял из себя человеческого, мудрости набрался. Животные пусть сидят, а люди настоящие живут. Умственно высокие люди живут. В отличие от некоторых. — Иван Николаевич остался доволен своими словами, все еще по-прежнему угрожая и готовясь вцепиться в жертву.
— За что ж, интересное дело, прожили там восемнадцать лет? — спросил Юра, осторожно тыкая вилкой в огурчик. — Не секрет?
— Не за деньги, — отвечал Иван Николаевич. — Не за деньги, как обвиняют некоторые. Нет. Нет. Нет. Я к деньгам брезгливость имею с давних пор. А за самое горькое и единственное для человека — ум. Обвинили напрасно. Миллиона рублей мне не надо!
— Съешь тебя собака, как брешет! — восхищенно проговорил Деряблов. — Человек! Вот человек — как Гаршиков! Тот у меня тоже все про ум говорил, послушаешь его — и никаких опосля институтов не надо.
— Сам-то что? — спросил Иван Николаевич у Юры.
— Сидел три года, — беспечно сказал Юра.
— Сидел? — уточняюще наводил справки Иван Николаевич. — За что?
— Человека…
— Мокрое?
— Да ну! — не понимал уж, куда клонит старик, Юра.
Сидящие за столом притихли, с напряжением смотрели на старика, ведущего какую-то сложную игру.
— Задавил на машине? — угрожающе спросил Иван Николаевич.
— Да ну, — кивнул Юра.
— Нет. Нет. Нет. Заметано! Та-ак я и знал, — продохнул зловеще Иван Николаевич, сузив и без того маленькие глазки, страшные от разгорающегося в них гнева и презрения. — Так я и го-во-рил себе. Нет. Нет. Нет. Не ко добру. Говорил я это, Катерина? Скажи только правду? Говорил! Вон куда ведут дороги этого человека, вон в какие уркаганские места. Убийца! Человека… Почему же три года? Катерина! А что я говорил! Передо мной убийца!
Катя с ужасом глядела на Юру. Он поймал ее взгляд и понял: сморозил глупость. За столом все замерли, было неловко оправдываться, потом задвигались, с опаской поглядывая на странно улыбающегося Юру.
— Катя, я пошутил, — растерянно проговорил Юра, чувствуя, как летит в бездну. — Святое дело. Я думал…
— Во-он! — неистово закричал, воздев палец вверх, Иван Николаевич. Дернулся Юра. И все за столом сжались, испуганно отодвигаясь от него. Татьяна Петровна кинулась со всех ног в другую комнату. Деряблов, вытянув тонкую шею, оторопело моргал, как-то странно подскакивая на табуретке. А Катя плакала, обхватив голову руками.