Жених и невеста встали. Стало видно — жених действительно высок, широк в плечах, по длинным рукам можно было заключить о его силе. Гости кричали «горько», а молодые желанным, длительным поцелуем угождали гостям. Какое-то время и Катя кричала «горько», потом почувствовала тошноту от спертого воздуха, вина, сытной и обильной пищи, от которой ломились столы, и, боясь быть замеченной, крадучись выбралась из-за столов, с трудом разыскала в горе сброшенных в прихожей свое пальто, вышла на улицу. Даже на улице было слышно, как гуляла свадьба, как шумела… Как только Катя отдышалась, сразу же ей подумалось, что напрасно ушла, можно было посидеть, поглядеть на Нинку, от которой, казалось, так и исходило безудержное счастье. Сейчас, пожалуй, сдвинули столы, пустились плясать, а уж Нинка, Нинка такая мастерица плясок!.. Недаром на старой работе без всякой музыки показывала какие-то мудреные, африканские пляски, танцы, извиваясь всем своим гибким телом так, что у подруг дух захватывало. Катя сняла вязаный платок с головы — стало жарко — и направилась по улице в свою сторону. Тень ее, скосясь в сторону, плыла впереди. Луна светила вовсю, обещая морозные дни, но воздух, насытившись снегом, отяжелел, и в его недвижности, морозкости Катя открытым ртом улавливала волглые весенние струйки.
Катя не спешила домой. В ее сознание осторожно, сторонкой, пробивалась мысль о ребенке, постепенно и неумолимо затмевая все остальное. Она представляла, как будет нянчить его, учить, рассказывать о бабушке, дедушке. Она так размечталась, что уж почти наяву чувствовала его у себя на руках. Шаги скрипели по снегу, и этот чистый скрип завораживал ее, поддерживал в ней мысли о ребенке, будя какие-то неясные, но приятные в своей усладе чувства.
Возле домов, сараев и заборов, возле каждого сугроба, даже обыкновенной былинки, чудом не занесенной снегом, лежали четкие, чистые тени, наводившие на ночную жизнь загадочность, таинственность; Кате казалось, что в мире теней шла своя, недоступная пониманию ее жизнь, и то, что она не понимала ту, чужую жизнь, лишний раз убеждало ее в призрачности своей, в существовании загадочного, таинственного.
Катя миновала центральную площадь, свернула к своей улице и испуганно остановилась. Прямо к ней через улицу направлялся человек. Катя уж узнала в нем Юру. Она так была занята собою все это время, так долго думала о ребенке, что о Юре подумать ей не приходило в голову. На Юре был все тот же полушубок, валенки и большая заячья шапка, в которой он выглядел выше ростом.