Она встала, не зная, плакать ли, радоваться ли. Потом присела на табуретку и беззвучно засмеялась. По щекам текли слезы, и она их слизывала языком.
* * *
Юра пришел через неделю. Снега стояли глубокие, ослепительно белые под яркой, полной луной, прямо с раннего вечера взбиравшейся на чистое, слегка подернутое изморозью небо. В центре Котелина гудели автомашины — это рядом с пекарней, которая находилась прямо за бывшим церковным садом, ныне совсем запущенным. По морозному воздуху была разлита чистая тишина, хрупкая, та, которая особенно бывает ощутима вдали от больших городов и заводов. Поэтому когда Юра по обыкновению резко дернул, широко распахивая всеми окоченевшими порами взвизгнувшую калитку, это сразу услышали в доме, правда, не придавая скрипу особого значения, так как соседка Коршунова имела привычку вечером забегать то за спичками, то за опарой, то просто зайти на вкусно пахнущий дымок, чтобы узнать, что же это соседи готовят. А угостят, так не обеднеют.
Катя бросилась к обмерзшему окну. Юра шел неторопливой, чуть вихляющей, этакой небрежной походочкой, одетый в демисезонное пальто, распахнутое, конечно, длинный шарф залихватски лежал на плечах, старые валенки специально запорошены снегом (пусть подумают, что новые, а если снег и растает, то неизвестно, как они еще будут выглядеть). В зубах у него дымила огромная гаванская сигара, купленная для пущей важности, с трудом всунутая в длинный деревянный мундштук. Он чему-то усмехался, покачивал головой, слегка подделываясь под выпившего, хотя вот уже с неделю только и думал о предстоящей встрече и в рот от волнения не брал ни росиночки, собираясь всех в Катином доме поразить трезвостью и серьезностью рассуждений. Он хотел пройти перед окнами стройный, как хлыст, твердой, опять-таки серьезной походочкой, чтоб, увидев его, сказали: вот это мужчина, вот на кого можно положиться! Но в последний момент как-то само по себе пришло в голову, что лучше быть немного выпившим, и за какую-то секунду недельная задумка полетела вверх тормашками.
Катя, заприметив Юру, вытанцовывающего какой-то замысловатый танец, обмерла, потом, спохватившись, бросилась в свою комнату, крикнула старикам, что если будут спрашивать, ее нет дома; хлопнула дверь, и в ту же минуту донесся Юрин нарочито бодрый, сбивчивый голос.
— Папаша… комсоставский привет! Добрый вечер в это морозное время. Бубликов вам и пряников целую гору, и к этому, красивые вы мои, хорошие, бутылочку аш два о в сорок два градуса. Привет — привет! Вам, папаша, лично авиационный комсоставский привет!