— А почему я не должен вас подозревать? — поинтересовался Опалин.
— Потому что я никого не убивал.
— Даже балерину Каринскую?
— Она не балерина была, а артистка кордебалета. — Алексей дернулся. — Это обыватели думают, что балерина — всякая, кто выходит в балете танцевать. А между тем балерина — Седова, или Уланова, например. Высшая ступень. Выше только прима-балерина, но у нас это выражение сейчас не очень жалуют.
— И все-таки, почему вы сегодня уехали из театра? — мягко спросил Опалин.
— Я же сказал: мне должны были позвонить.
— Кто именно?
— Домработница с дачи, где живет моя мать. Она болеет, и врачи предписали ей жить на свежем воздухе, — пояснил Вольский. — Из-за этого самого воздуха она и простудилась. Утром к ней вызвали доктора, и я ждал звонка — что с ней, может быть, ее все-таки надо перевезти в Москву или даже в больницу…
Упомянув о своей матери, он преобразился и заговорил нормальным человеческим тоном. Значит, вот для чего ему круглый год нужна была дача недалеко от города, сообразил Опалин. И то, что Алексей постоянно туда ездил, показывало, что он, несмотря ни на что, хороший сын.
— Давайте вернемся к тому, что произошло вчера на репетиции, — попросил Иван. — Касьянов объявил перерыв на пятнадцать минут. Ваши действия вслед за этим?
— Я пошел поговорить с Людвигом Карловичем, но он наставлял Антона, как ему надо летать в образе филина… то есть правильно двигаться. Я решил подождать, когда они закончат, и несколько минут ходил туда-сюда без всякой цели.
— И возле стола тоже?
— Ну да. Если вас интересует, задержался ли я у стола, да, задержался, чисто машинально, ожидая, когда Бельгард освободится. Но я никого не травил.
— Как вы относились к Платону Сергеевичу?
— Как я к нему относился? — переспросил Вольский со странным выражением. — Он мне не мешал. Для человека его уровня это уже достижение.
— Какого именно уровня?
— Бездаря, который примазался к искусству. — Алексей усмехнулся. — Он думал, что понимает балет. Но он мне не мешал, хотя, я уверен, его тайной мечтой было увидеть, как я сломаю на сцене ногу после какого-нибудь гран жете[16]. Что ж, даже если это и случится, он теперь уже ничего не увидит.
Вернулась Маша, неся стакан с водой, и стала поливать цветы, которые стояли в горшках на подоконниках. В сторону мужчин она не смотрела.
— Как по-вашему, кто мог убить Головню? — спросил Опалин.
— Понятия не имею.
— Тогда поставим вопрос иначе. Кто-то с ним ссорился? Он кому-то мешал? То, что вам он не мешал, я уже понял.
— Заведующий труппой мешает всем, кого он не ставит на спектакль, — ответил Алексей, колюче усмехнувшись. — Он также мешает тем, кому дает не те роли, на которые они рассчитывали. Другое дело, что, простите, в балете за это не убивают. Разумеется, кто-то был недоволен Платоном Сергеевичем, но, уверяю вас, недовольством все и ограничивалось.