Самых отчаянных…
Отчаянные находятся всегда — чего–чего, отчаяния хватало в советском раю! Большевистские лагеря, куда уносили их «пятьсотвеселые» эшелоны, были куда как страшнее для большинства самой лютой смерти. Хотя бы вот такой — с воткнутыми в тебя крючьями вил ловушки…
Отчаянные… Они и в нашем вагоне нашлись. Четверо. Обыкновенные люди. Двое парней. И двое «дядек» — мужиков лет сорока–пятидесяти.
Я знал их по этапной камере. Теперь увидел их «уход»…
…Натянув шапки–ушанки и завязав их у подбородка, они плотно укутали головы телогрейками, стянув под мышки их рукава. Сняли наживленные доски пола. И, один за другим, опустились в открывшееся отверстие. Они были видны, пока последний не исчез, «распределяясь» вдоль срединных брусьев подполья над грохотом подвагонья.
Наступило время таинства…
Там, внизу, они «собрались». Застыли…
И — спиною вниз, ногами к паровозу — оторвались с прижатыми к телу руками. Секунду парили в вихрях снежной метели.
Прогнулись назад… И врубились запрокинутыми затылками в проносящиеся под ними заструги междупутья. Яростно тормозили оттянутыми луками голов, спин и ног, сдирая клочья телогреек, ошметки шапок, быть может, скальпы до черепов. Прикипали — сперва головами, потом окостеневшими плечами, одеревеневшими пятками и локтями к «пропахиваемой» затылками «канаве» между бешено вращающимися ножами вагонных колес. И, еще не остановившись в дробящем грохоте подвагонного пространства, еще в неуправляемом движении, не медля ни секунды — сзади стремительно налетали вилы ловушки — мгновенный бросок, через рельс, в сторону! Бросок в спасительный промежуток между пронесшимся мимо и налетающим колесом… И — еще бросок! Дальше — в кювет, за невидимую трассу настигающих боковых крючьев ловушки.
Все… Свобода…
Если, конечно, у тех, кто уходит, стальные нервы, мгновенная реакция, глазомер соболя, ненависть советского зэка к большевистской системе, звериная жажды свободы. Только и всего…
Пулеметы на последней тормозной площадке — у самой ловушки — не в счет. Тормозная площадка замыкающего вагона в зимнем пути окутана постоянно яростной кипенью снежных вихрей. Конвой на ней слеп. Если человек уходит в белье, его на снегу не разглядеть ночью в снежном облаке даже в ослепительном свете прожекторов с крыши заднего вагона. Теперь его можно взять только погоней — охота с собаками по снегу до мизера снижает шанс побега. Но отчаянные всегда находятся. И бегут…
…Побег обнаружился конвоем перед самой Пензой. Мастерски прилаженные «наживленные» доски обманывали конвой с полсуток — не подвертывались под барц на коротких остановках. Спохватились на очередной поверке. Передать «сцену с вертухаями» после обнаружения пропажи из вагона немыслимо. Не мое перо нужно для этого…