Адресат приказал срочно ликвидировать ЧП в УСВИТЛ!
Вспомнила армия о чести мундира. Разобралась, когда врезали ей по физиономии… И руководство ГУЛАГа поджало хвост. Распорядилось «…этапировать з/к Русланову Л. А. в больницу /…/ для лечения. /…/». «Могущества» армии хватило на перевод Руслановой с 6–го километра в Магадан. В больницу при пересыльной тюрьме. Наконец, из самой Колымы, из Арктики, — из УСВИТЛА — в ОЗЕРЛАГ № 7, в зону Иркутского Транссиба — на колонну 009 у Новочунки за Тайшетом. И только. Правда, рядом с 009, на колонне 035 «128–го километра» трассы обретался, тоже вконец доходя, новый её супруг — фитиль уже — генерал и герой Крюков. Но видеться им не позволили. Супругов освободили лишь по смерти Сталина…
…В первые дни начала нашей дружбы с Аликом я упросил
Евдокию Ивановну пригласить его «к нам», в Клуб строителей, на концерт. Куда еще мог я пригласить товарища — не в нашу же детдомовскую тюрягу! Среди номеров программы были и сценки из «Свадьбы в Малиновке», где я участвовал в массовке.
Но был там, конечно, и сам Ярон. А мне так хотелось познакомить его с моим другом — до Алика я же ни с кем Григория Марковича познакомить не мог. После концерта мы сидели у него в уборной, мазались гримом и представляли своих педагогов — каждый в своей школе. Потом мы с Аликом, прежде сговорясь, подарили Ярону свои рисунки — на память. Алик — два акварельных пейзажа, что написал он в прошлом году в Лебедяни. Я — несколько своих рисунков декораций и две акварели – мои самые любимые акварели — интерьеров моего исчезнувшего Дома, который я никак не мог забыть. И изображений которого никому не показывал. Помнил всегда, как пришедшие в наш дом разоряли его на моих глазах…
А тут, возбужденный присутствием моего товарища, наполненный радостью дружбы с ним, я вдруг особенно остро ощутил неведанное прежде по кичманно–детдомовской затурканности чувство признательности и к Ярону, и к Евдокии Ивановне за этот праздник души, исстрадавшейся, истосковавшейся по родительскому теплу. Они, они, эти добрые люди, возвратили мне тепло моего Дома и естественную возможность делиться этим теплом с дорогими мне существами… Вот, с Аликом теперь и всегда…
Все годы с того дня в гостях у Ярона в Клубе строителей несу в себе отголосок точного знания–чувства: я сегодня пережил необычайное волнение. Оно — неспроста! Что–то должно со мной случиться! Оно и случилось: Ярон показал мои рисунки Екатерине Васильевне. Та вдруг разволновалась, вспомнила что–то. Спросила Григория Марковича:
— Кто этот ваш Витя Белов? Никакого Виктора Белова там быть не может — это же квартира… комнаты Фанни Иосифовны!