— Я хочу видеть Таити! Где мой любимый Гоген? — кричала одна из них.
— Дорогая, Гоген — в музеях мира, нам туда не добраться! — возражала вторая.
— Сезанна и Дега! — потребовала третья. — Синее матиссовское окно с марокканским пейзажем!
— Просто вы не знаете Минаса Аветисяна! — кричала одна из них. — В одной его маленькой картине больше солнца, чем во всех картинах французских импрессионистов!
— Белое на белом! Белое на белом! Это так изысканно! Где этот художник? — спрашивала одна из них, взмывая вверх и в сторону.
— Белое на белом — это очень холодно! И потом, его картины далеко! — возражала вторая.
— Арбузы! Вы помните картину «Едоки арбузов»? Хотя бы один маленький арбузик на маленькой картине! — умоляла третья.
— Арбузы тоже далеко! — говорила первая.
— Куда же мы тогда полетим?
Феи в растерянности остановились и спустились на землю.
— Смотрите, одуванчик! — вдруг сказала одна из них, указывая черным перчаточным пальцем на желтый цветочек, выглядывающий из земли, рядом со строящимся зданием, возле которого на доске чернела надпись: «СМУ № 5 ведет строительство комплекса № 525».
— Какой маленький! Какой хорошенький! — запищали все три феи слегка охрипшими, но все-таки мелодичными голосами, и они застыли на мгновение, любуясь этим храбрым цветком, не побоявшимся выглянуть на свет в эту ужасную погоду в этом холодном скрежещущем городе.
— Значит, действительно весна! Мы ничего не перепутали! — вскричала одна из фей, сморкаясь в тонкий кружевной платочек, купленный на днях в знакомом комиссионном магазине.
— Да! Да! Значит, весна! — согласились подруги и полетели дальше.
На Тверском бульваре чернели липы. На скамейках было пусто. Пенсионеры, сидевшие обычно на них в любую погоду, сегодня отсутствовали, видимо, прятались в своих все еще отапливаемых квартирах. Весной на бульваре и не пахло.
— Смотрите! Опять! — сказала одна из фей и указала пальцем, посиневшим от холода, куда-то в сторону и вниз.
У чугунной решетки за одной из лип стоял маленький, высотой с пятилетнего ребенка, кустик, весь усыпанный желтыми пушистыми комочками.
— Верба! — ахнули феи.
Они подлетели ближе и слегка коснулись нежных пушистых комочков губами. Постояли минутку, любуясь светящимся кустиком, и полетели дальше.
Гул машин, мчавшихся по улице Горького, становился все зловещее.
— Послушайте, я вся продрогла! — воскликнула одна из фей, самая нежная. — Если мы сейчас же не окажемся в тепле, я превращусь в ледышку! В ледяную куклу!
— И я! — вздохнула вторая.
— И я! — вздохнула третья.
— Ах, вспомнила! Тут недалеко есть мастерская, где очень тепло и уютно. И полным-полно картин! — воскликнула одна из фей. — За мной!