Дядюшка тарабанил пальцами по подлокотнику, а я не торопила. Я понимала, насколько неприятен ему наш разговор. А еще искала повод задать один вопрос.
Важный вопрос.
Очень важный и не слишком относящийся к делу.
- Я прекрасно помню, как заболел. Сначала решили, что это из-за воды, набегался, выпил холодной, вот и слег. Был жар. Слабость. Кости ломило. Я тогда кричал от боли, и мне давали морфий, но он не помогал. Не уверен, что длилось это долго... то есть, мне казалось, да и сейчас кажется, будто прошла вечность, но после все уверяли, будто горячка длилась сутки. Всего сутки и... сила ушла.
Он покусал губы.
Скрестил руки на груди.
- Извини, дорогая племянница... мне, пожалуй, следовало бы побеседовать с тобой раньше, тогда бы ты осталась жива. Но... ты слишком похожа на нее.
- На маму?
- На фрау Агну... называть ее матушкой я и раньше не мог. Не знаю, почему... просто не мог и все.
Я похожа на бабку?
Да, что-то такое говорили, но... на отца больше, а мама... она была хрупкой и воздушной, только это я и запомнила, а мелочи, вроде черт лица и... пускай. Какая разница, на кого я похожа?
- Мне казалось, что ты-то точно не причастна к делам прошлым, а потому и втягивать тебя в эту грязь не стоит, когда же ты умерла, предпринимать что-то было поздно.
- Но ты предпринял.
- То, что мог... - дядюшка развел руками. - Все-таки твоя мать оказалась права, когда просила у Нее защиты для тебя...
- Сначала.
Я имела право требовать. Я... наверное, имела право что-то требовать от человека, которого моя бабка изуродовала, и не только она. Что-то погост семейных тайн становится слишком уж большим.
- Сначала... итак, я лишился силы, а с ней и любви отца, которому нужны были наследники, но не такие, как я или Мортимер. Я страдал. И не только потому, что сила ушла, хотя это... тяжело.
Он не стал описывать.
А мы не стали спрашивать. Я просто посочувствовала. Про себя, ибо сочувствие вслух ему нужно не было.
- Твой отец, который еще вчера умирал, вдруг исцелился, и дар ему вернулся... слуги зашептались, что это неспроста... фрау Агна посещала храм, и вот такие чудеса... стало быть к просьбе снизошли. О да, она велела слугам молчать, но что приказ против человеческого стремления к сплетням. И если сперва я не слишком обращал на них внимание, пытаясь как-то приспособиться к новой для себя жизни, то позже... несколько лет, как в тумане... я продолжал учиться, надеясь, что однажды проснусь и обнаружу, что моя сила вновь со мной. Я старался. Я был лучшим... лучше брата, который вдруг превратился из еще одной неудачи рода в наследника и любимца. А я... я стал чем-то, что мешало. Отец, глядя на меня, кривился. Мать... женщина, которую я считал матерью, и вовсе меня не замечала. Мне было двенадцать, когда меня отослали в школу. Хорошую. Очень дорогую. Ведь род Вирхдаммтервег всегда выбирает только лучшее.