И матушка поверила? Наверное, она очень сильно хотела верить, ничем иным подобную дурость я объяснить не способна. И характер у нее был не тот, полагаю, чтобы оттаскать сестрицу за волосы или хотя бы проклясть тайком.
- Ее это коробило. А еще появились подозрения, что тема работы не совсем та... мой братец был довольно честолюбивым засранцем, весь в отца... и тема столь банальная, годная лишь для тех, кто не способен на большее, вряд ли его бы устроила бы. Тогда она стала наблюдать. Отмечать некоторые... странности. Проснувшуюся вдруг набожность супруга, который стал частенько заглядывать в храм, а порой проводил в нем и ночи, что было странно, поскольку... скажем так, мужчинам там и днем не слишком уютно.
Сказал тоже...
Уютно... с другой стороны, определенно, в этом имелись странности. Не то, чтобы оставаться в храме на ночь было запрещено, скорее уж категорически не принято. Разве что у кого-то имелась особая просьба.
Или душа звала.
Зову души сложно противостоять.
- Фрау Агна утверждала, что это неудача так сказалась, что мой братец переменился, осознал, сколь хрупка человеческая жизнь... и его собственная в том числе. Что у него появилась новая идея, которая позволит решить проблему стабилизации материи, но... он отчаянно боится неудачи. Особенно перед лицом жены, которую так любит.
Ага... без бабушки и тут не обошлось.
Вот... я ее любила. И сейчас люблю. Мне она не сделала ничего дурного, напротив, пожалуй, помогла стать тем, кем я стала. Однако при всем том я прекрасно отдаю себе отчет, что в иных условиях моя дорогая бабушка использовала бы меня на благо семьи тем способом, который бы посчитала наилучшим.
И совесть бы ее не мучила.
У меня она тоже редко просыпается.
- Франсин не поверила. Она продолжала наблюдать и сама спустилась в храм. Именно там к ней и пришло понимание, что ни мой брат, ни мой отец не отступились бы от задачи, которую полагали практически решенной. Особенность характера. А что касается запретов, то стараниями предков подвалы старого дома достаточно глубоки, чтобы спрятать там не одну лабораторию.
- И она ничего никому не сказала? - мрачно поинтересовался Диттер, глядя почему-то на меня. А я что? Я в то время в школу ходила и больше думала о делах своих детских, казавшихся невероятно сложными и важными.
Дневничок вот вела.
Красивый, помнится, был, в розовой обожке, украшенной камушками. На обложку были нанесены чары, защищавшие дневник от чужих рук и посторонних глаз... правда, сейчас я сомневаюсь, что ото всех, все же моя бабушка, его подарившая, показала себя достаточно прозорливой и беспринципной, чтобы и вправду позволить мне иметь какие-то тайны.