— Неужели? — спросил мэр. — Разве его не было?
— Не было, — твердо заявил детектив. — На каком языке писал Аретино?
— Конечно, на итальянском!
— Значит, речь действительно идет о переводе, но текст оригинала отсутствовал. Это, во-первых… Но это не все.
— Продолжайте, Триггс, — поощрительно сказал мэр.
— Дув был прекрасным каллиграфом. Я склоняюсь перед его памятью и заявляю, что не гожусь ему в подметки в сем благородном искусстве. Я видел перо, выпавшее из его руки… С каких пор, мистер Чедберн, такой каллиграф, как покойный Дув, пользовался для письма на веленевой бумаге не «Вудстоком», а иным пером?
— Что? — вскричал мистер Чедберн. — Я вас не понимаю!
— Профессионал так бы не поступил. Скажу больше, господин мэр: строчки сонета написаны пером «Вудсток». Я разбираюсь в этом. А чернила! Так вот, господин мэр, это были медленно сохнущие чернила, которые становятся блестяще-черными, когда высыхают.
— Знай я, куда вы клоните, мистер Триггс…
— А вот куда, мистер Чедберн. В момент смерти мистер Дув писал другой текст, другим пером, другими чернилами и не на веленевой бумаге…
— Что же из этого следует?
— Текст заинтересовал убийцу, он забрал его и заменил сонетом, написанным дней пять-шесть тому назад! Привидения так не поступают… хотя я не очень разбираюсь в нравах и привычках этих проходимцев.
— Мистер Триггс, — медленно произнес мэр Ингершама, — вы слишком скромны, утверждая, что не детектив.
Триггс промолчал. Ему нечего было добавить — он говорил, как эксперт по английскому письму, а не как полицейский.
Наступила непроницаемая тишина, которую словно наполнили тысячи шорохов. Трубка Сигмы погасла; куранты пробили снова, и Триггс насчитал двенадцать ударов.
— Полночь!
Мистер Чедберн не откликнулся. Но с последним ударом курантов Триггс ощутил чье-то чужое присутствие.
Во мраке кто-то медленно двигался.
Фитили свечей едва горели, утонув в расплавленном воске. Свет становился все скупей и скупей. Триггс перестал слышать какие-либо шорохи, но увидел среди теней фигуру, двигавшуюся к нему.
— Мистер Чедберн, — воскликнул он, — кто-то вошел!
Мэр не двигался и не отвечал. Одна из свечей вдруг вспыхнула высоким пламенем. Триггс увидел белый силуэт, нависший футах в шести над ним. Из мрака выплыло лицо, искаженное ужасной гримасой.
Он закричал… Появилась призрачная длань, растворилась в темноте и схватила его за затылок.
В глазах замельтешили искры; он хотел позвать Чедберна на помощь, но крик ужаса застрял в горле, которое сжимала железная рука.
Он приподнялся, поскользнулся и упал. Навощенный паркет был скользким, и Триггс поехал, как на ярмарочных горах, вырвавшись из лап невидимки.