За короткий период Лена Рязанцева перепробовала многое: гимнастику, настольный теннис и даже почти год посещала секцию по волейболу. Но просидев на скамейке запасных все соревнования, поняла, что олимпийской чемпионкой ей всё равно не стать и ушла из спорта. Скучать без дела не пришлось, старшая сестра записала её в кружок народных танцев, в котором сама занималась уже долгое время.
Танцы Лене нравились, но как только она достигла в них определённого уровня, ей стало неинтересно. Так было всегда, девочка вмиг увлекалась, но так же быстро остывала, как только у неё что-то начинало получаться.
Но одна её мечта всё же сбылась. Лена мечтала о фортепьяно. В музыкальную школу поступить не удалось, но, несмотря на это, родители купили ей настоящий инструмент. Красивое лакированное фортепьяно «Терция» белорусского производства поставили в комнате родителей и пригласили репетитора — девушку Надю, которая жила этажом выше. Так музыка стала для Лены главным удовольствием в жизни.
Белые стены картинной галереи были увешаны масштабными по размеру полотнами, с каждой из которых на Лену смотрели сотни глаз. Девушка остановилась перед самым большим полотном с изображением людей, которые, так или иначе, оказали своё влияние на ход истории. Она была далека от такого рода искусства, но картина не отпускала, затягивая в себя словно в водоворот времени.
Лена старалась рассмотреть каждое лицо, но почему-то взгляд притягивали в основном лица кровавых тиранов. Выходя из галереи она поняла, что не получила того эстетического удовольствия, которые обычно получала от картин великих художников, размещенных в Третьяковке и Русском музее. Но сказать, что увиденное не оставило в её душе отклик, она не могла.
— Ну, как тебе Глазунов? — Евгения Анатольевна налила в тарелку бордового цвета борщ и добавила в него ложку сметаны. Бордовый и белый слились в одно целое и создали красивый ярко-малиновый цвет. Что-то это напоминало. Лена задумалась. Где-то совсем недавно она видела это сочетание белого с бордовым. Где же? Где? И тут она вспомнила. Точно такая же смесь красок была на палитре в мастерской Ивана Сафронова. Тогда, в день убийства Веры Павловны, они осматривали помещения особняка, и девушке бросилось в глаза это красивое сочетание оттенков. Кажется, художник рисовал пионы.
— Мам, а ты такого художника Сафронова знаешь? — не ответив на заданный матерью вопрос, спросила Лена.
— Это какого? Ивана Константиновича? Знаю, был такой в советское время. Неплохо, кстати, начинал. Даже состоял в союзе художников. — Евгения Анатольевна села напротив дочери.