— Что ты там про иудеев говорил? — вдруг спросила Алла. — Почему нам шашлык нельзя?
— Не шашлык, — угрюмо ответил Шакиб, — а свинину. И иудеям, и мусульманам свинину есть нельзя! Потому, что сказано: «Он запретил вам мертвечину, кровь, мясо свиньи и то, что принесено в жертву не ради Аллаха».
Чтобы заглушить нестерпимый аромат запретного лакомства, он быстро налил и залпом выпил почти полный стакан вина.
— А почему всем остальным можно? Что-то я не слышала, чтобы кто-то умер от шашлыка.
И отправила очередной кусочек в рот.
— Хочешь попробовать?
Белый на срезе кусок мяса с поджаристой корочкой оказался у его носа.
— Я никому не скажу…
Сопротивляться не было сил. «Астагфируллах! Я в походе. Да простит меня Аллах!» — закрыв глаза, произнес он про себя и обреченно куснул протянутую вилку.
Вкус шашлыка оказался еще лучше, чем его запах. Он пережевывал, не глотая, нежные волокна, чтобы как можно дольше ощущать во рту это восхитительную смесь дыма, соли, перца и сочной животной плоти.
— Еще один шашлык, будьте добры, — крикнул Шакиб, закрыв глаза ладонью от стыда. — И бутылку вина!
— Боже, как я объелась! — Алла прислонилась к бамбуковому забору. — И все кружится… Слушай, да мы с тобой две бутылки выпили!
— Хамр, ханзир… — закрыв глаза и покачиваясь, пробормотал Шакиб. — Что дальше?
— Что ты сказал? — не поняла Алла.
— Свинина и вино. Сегодня я нарушил сразу два запрета.
Она ободряюще похлопала его по плечу:
— Ну, мне же тоже ничего этого нельзя.
— Пить вам можно, — успокоил ее Шакиб. — А знаешь, я давно так вкусно не ел. И вообще думал, что у вас ничего вкуснее горчицы нет.
— А отсюда море видно, — сказала Алла, приложив ладонь ко лбу. — Представляешь, если выше в гору подняться, какой оттуда вид. Полезли?
Шакиб с сомнением посмотрел на Аллины босоножки:
— Может, лучше по дороге пройдем?
— По асфальту жарко топать. А вон — тропинка в кустах, — показала она рукой, — куда-то же она ведет?
Шакиб двигался первым, отгибая ветки, и тащил за руку нетвердо державшуюся на ногах Аллу. Жара в тени отступила, но минут через десять заряд бодрости у них прошел и стало сбиваться дыхание — тропинка все-таки шла круто в гору.
— Ф-фу, давай отдохнем, — Алла оперлась рукой о сосну. — Ой, смотри — ежевика!
Она, забыв про усталость, подбежала к зарослям, усеянным черными ягодами. Почти сразу послышался ее сдавленный стон — длинный шип глубоко вонзился ей в палец. Большая капля крови сорвалась и упала в траву.
— По-моему, иголка внутри осталась, — морщась от боли, проскулила Алла, — заражение теперь будет.
Шакиб, взяв ее за руку, внимательно изучил место укола, и после некоторых колебаний схватил раненный палец губами и принялся высасывать иголку. Солено-железистый вкус ее крови не показался ему неприятным, и он попытался помочь себе зубами. Алла ойкнула, но руку не убрала. Процесс спасения захватил его, и он еще энергичнее задвигал языком и челюстью. Усилия увенчались успехом — через мгновение Шакиб почувствовал обломок шипа у себя на языке. Не выпуская пальца изо рта, он поднял глаза на Аллу. Та смотрела на него с покорностью и удивлением. Почувствовав, что он перестал сжимать ее палец зубами, она потянула руку на себя и неожиданно впилась губами в его перепачканный кровью рот. Чувство, охватившее ее, не было похоже на ту сладкую истому, которую она испытала под поцелуями Гелы. Движения ее стали жесткими и решительными. То, что делали ее руки с его одеждой, волосами и ставшим так неожиданно близким телом, напоминало судорожные действия человека, попавшего на глубину и пытающегося побыстрее всплыть для спасительного глотка воздуха. Боли, о которой ее предупреждали подруги, она не почувствовала, Наоборот, неведомая сила заставляла ее двигаться все сильнее и быстрее, пока горячая волна беспамятства не накатила на нее снизу, оттуда, где неистово стонал лежавший под ней в траве Шакиб.