Скажите честно, Наталья Евгеньевна, сейчас вы гладите сына по голове?
(Улыбается.) Нет, но я могу погладить его по руке, поцеловать в плечико, потому что достаю ему только до плеча.
Я недавно спросила у Михаила Валериевича, почему в сорок лет у него нет ни одного седого волоса? Он растерялся и не нашел, что мне ответить…
Это у него мои гены. Папа у нас северный, а я южная, из Пятигорска. Все южане начинают седеть гораздо позже северных народов. У меня тоже долгое время не было ни одного седого волоса, а потом я как-то вмиг поседела, после страшной ситуации в девяносто шестом году, когда узнала, что на Михаила готовилось покушение. Я плакала и плакала, не могла остановиться, говорила: «Миша, отдай, что они хотят, отдай им ради бога, чтобы они тебя не трогали».
Как вы об этом узнали?
Муж рассказал, когда уже вся ситуация благополучно разрешилась. Знакомый сына, который с ним работал, решил организовать убийство и забрать его бизнес. Запланировал покушение, нашел исполнителя, заплатил деньги. Но тут, наверно, вмешались какие-то высшие силы, и этот исполнитель пришел к моему сыну и все ему рассказал, предложив заплатить большую сумму. На следующий день вмешались правоохранительные органы. Вот так. Мне страшно представить, что в тот миг творилось в Мишиной душе. Но у него все-таки бойцовский характер, он и это испытание выдержал с честью. Муж сказал, что Миша очень не хотел, чтобы я об этом узнала. Но как может сын что-то скрыть от матери? Я же чувствую, что что-то не так, что он тревожится, и, конечно, не успокоюсь, пока не узнаю правду.
Так было всегда?
Конечно. Мише было восемь лет, когда он залез с ребятами на чердак пятиэтажного дома — поднялся в первом подъезде, прошел по крыше и спустился в четвертом. Мне позвонила соседка, которая это видела. У меня от ужаса сердце заколотилось так, что чуть не выпрыгнуло. Я побежала во двор, нашла этого обормота, схватила его за плечи, трясу, а он: «Мама, ну что могло случиться? Там же плоская крыша!»
Как вы называете сына?
(Удивленно.) Миша.
Мне почему-то кажется, что у него есть домашнее прозвище…
Так он же уже взрослый, какое может быть прозвище? Когда был маленьким, называла его зайчиком, солнышком, котенком, а теперь его так не назовешь. Теперь он уже волк. (Смеется.) Иногда, правда, слышу, как поздно вечером открывается входная дверь, спрашиваю: «Котюня, ты пришел?» И мне становится спокойно, что он дома.
Вы помните его первую любовь?
Тоненькая такая, беленькая девочка по фамилии Беликова. Это было в детском саду. Я называла ее одуванчиком. А постарше, в школе, он даже дрался из-за девочки, причем достаточно серьезно, до сломанного зуба. Так что я все его влюбленности помню. Он нам с папой много рассказывал, поэтому мы знали про сына все. Про школу, про друзей, про девочек. Где были, куда ходили. Если мне что-то не нравилось, я сразу: «Какой ужас!», а муж меня успокаивал: «Наташа, не драматизируй ситуацию». Мне, кстати, очень жаль, что сейчас достойных и хороших девушек становится все меньше и меньше, но очень много таких, кому важен социальный статус и материальное благополучие.