— Ты же всегда говорил, что любишь? Любил? Любил, Витя?
— Улыбалась. Ромашки любила. Мы с ней на велосипедах на луга за речное раздолье поехали. А там — море ромашек. Ночевать остались. Костёр развели. Всю ночь песни пели. Целовались и пели. Так хорошо было. Плохого о ней не думаю, а счастья — желаю. А какое оно — счастье — со мной? Мы с тобой уже лет пятнадцать по океанам мечемся, капитан. Или меньше? Или больше? Со счёта сбились. В Индийском, на тунца и акул. Под Антарктидой, на криле и морском звере. На селёдке, под Канадой и под Исландией. Почему мы домой не могли возвратиться? Боялись? Боимся? Чего?
К клеткам подходит Шпринг.
— Тебе чего, Шпринг?
Шпринг улыбается, как ребёнок:
— Давай в шарик играть! Кто проиграет, тому на акулу прыгать.
Витя утомлённо вздыхает:
— Утром поиграем.
Шпринг не отступает:
— Утром я должен сказать главному, кто проиграл.
Виктор смеётся:
— Так ты — проиграешь. Тебе и прыгать.
Шпринг разводит руками:
— Я с прошлой жизнью здесь связан. Мне прыгать нельзя. Давай играть.
— Ты видишь, разговор у нас. Позже придёшь.
— Говори, капитан.
Капитан продолжает прерванный разговор:
— Сам знаешь. Паспортов у нас нет. Продали нас вместе с траулерами и сетями, а паспорта, чтобы мы не сбежали, где-то в офисах фирм и компаний лежат, в сейфах, как денежные гарантии рыболовного бизнеса.
— Другие вернулись, нашли способ?!
— У нас обязательства, по контракту. Условия надо соблюдать.
— Ты что говоришь, капитан? Ты дурной или дисциплинированный? А они — соблюдают? Мы сейчас на кого работаем? На страну или на хозяина? Где наши контракты и где наша смена? Ты знаешь? Говоришь, что Миша нас теперь выкупит и домой отправит? А кому я там нужен без работы?
— Я Мише верю.
— Странный ты, капитан. Мише — веришь. Стране — веришь. Партии — веришь, само собой. А знал ты, когда из Новороссийска уходили, что кем-то так было задумано, и что будем мы сегодня сидеть в этой плавучей африканской тюрьме? Каждый в своей клетке? Ждать африканской казни, может быть. С барабаном и плясками. Видишь, костры на берегу?! Даже Шпринг на нас ставки делает, и свой выбор назначить хочет. — На фоне звёздного неба и темной береговой стены — огни ярких костров. — Это тоже контрактом прописано? Да или нет?
— Кто же знал, Виктор? Была такая империя…
— Империя была? ЭССесерия, да?! История у нас — африканская? Или, может, российская, всё-таки?! Может, не паспорта наши в залог положили, а нас с тобой?
— Ты кого обвиняешь?! Страну обвиняешь, Витя?
— А что ты так заволновался? Нельзя? Про страну — нельзя? Боже упаси?! Прости, вырвалось. Так ты другое скажи мне! Это я мог чего-то не видеть. Но ты ведь — не рядовой моряк. Ты — капитан-директор. За всех отвечаешь. Неужели не чувствовал, что наш бронепоезд по шпалам прыгает, как телега по ямам. Чувствовал?