В 03.55 стали на якорь в полукабельтове от 18-го и в полумили от берега на траверзе селения Баргаль.
Намерения группы захвата непонятны. Экипаж собран и пересчитан, а затем перемещён на верхний мостик. Только капитан оставлен внизу и слышно, как у него требуют деньги.
Начало светать. Видны низкие строения на берегу, движение людей и шлюпок в полосе прибоя. Возгласы. Редкая стрельба. На палубе 18-го оживленно: одни шлюпки грузятся и отходят, другие спешат к борту. Экипажа не видно. Нас охраняют двое с автоматами. Двигаться не разрешают. Привели капитана. Ему нелегко. Ребята держатся хорошо. Разговариваем вполголоса: «… Вероятно, повезут на берег. Куда, зачем, надолго ли — неизвестно. Постараемся одеться. Кому брюки? Возьми мою куртку… У меня нож… Спрячь, возьми с собой. Куда бинокль? Здесь спрячем. Адамыч, ваши очки, возьмите…»
04.50. Начался грабеж судна. С берега подходят шлюпки и катера, грузят личные вещи и судовое имущество. Стулья, матрацы, брюки с выползающим ремнём, сейф, подушка, выпавшая из рук на палубу, поддетая ногой, кем-то подхваченная и летящая в шлюпку — исчезнувшая там, как проглоченная… Все сопровождается криками, потасовкой, стрельбой в воздух из автоматического оружия.
Около шести часов утра (часов мы уже лишились — часы и кольца снимали с рук).
Группами по пять-шесть человек экипаж на двух шлюпках доставили на берег. Запомнились первые шаги по Африке, когда вышли из воды на песок, крупный и жесткий: если придется пешком до Родины — обувка у меня слабая…
Ведут нас по посёлку как пленников. Женщины стоят группами, смотрят. Дети бегут по обеим сторонам процессии, обгоняют, смеются, показывают пальцами. Чистая картина из «Кавказского пленника». Так и кажется, что сейчас этот пацан запустит камнем, но и дети оглядываются на охранников, которые держатся замкнуто и важно. Оружие направлено на нас. Рядом долго идёт женщина, заглядывает в лицо каждому, на ходу пересчитывает деньги, побежала вперед — к главному. «Выбрала, покупать будет, — смеётся кто-то из наших. — А чё, заработаем. — На тебе, что ли? Чудо…»
Привели в охраняемое помещение, с каменным забором вровень с плоской крышей: тюрьма? контора? школа? — Охранники — у каждого выхода. Один сел на песок, беспечно отложив оружие, другой — с головкой узкой, будто её сдавливали в тисках, и теперь уши, глаза и нервы выходят из одной точки, как у циклопа — опасный тип. Автомат его постоянно на кого-то направлен… Из охраняемого помещения ушёл навстречу нам капитан СЧС-7018, который провел здесь всю ночь, один на один с высоким сомалийцем очень европеизированного типа (учитель, вождь, богатый наследник — мы так и не поняли). Авторитет у этого «учителя» очень высок, а капитану, похоже, удалось завоевать его расположение, и теперь, это приятной волной коснулось нас. Но мы уже понимаем, что и группы, и отношение к нам в посёлке очень различны. Мы уже ориентируемся: в тюрьме не тронут, но этого с глазами из одной точки и выражением взрыва во взгляде следует опасаться — запросто может всадить очередь. На палубе судна — банда неконтролируемая. На берегу — только не делать резких движений и не отходить далеко… Убеждаемся, что сами сомалийцы на своё оружие почти не обращают внимания: для детей — игрушка, для взрослых — аргумент (бабах! — договорились, бабах! — понял…). Стреляют без конца и беспорядочно, удивительно, что ни в кого не попадают. Но русские автоматы хвалят: «Рашен Калашников — хорошо!». Нам от этого, правда, не очень спокойно…