— Прогоните эту настоящую в небе птицу кто-нибудь, пока она не брызнула на меня из-под хвоста, как из шланга! Бумажную на мачту повесьте — для кадра будет достаточно! Натуралы с фигами!
Чайка улетает сама, чуть шевельнув мощными крыльями, как корабль парусами, и уже далеко. Только глаз её, подвижный как объектив кинокамеры, видит судно то с одного борта, то с другого… Траловая палуба уходит вниз, сменяясь леерами и вантами… Птица взлетает над мачтой — видит море и кусок африканского берега. От берега к судну летит по синему простору белый с нарисованной грудью-гроздью вишнёвых ягод катер, слегка подпрыгивая и разбрызгивая в пену мелкие волны.
— Откуда эта гроздь полтавских вишен на фоне африканских пальм? Кто тут мне пояснит, что таки происходит? Где главный герой?
Звук мощного мотора нарастает стремительно. След от катера закручивается — катер подворачивает к борту. Птица и катер сближаются, и птица видит в катере двух чернокожих: один — крупный и весёлый, в белом халате вождя, поднял голову и машет открытой ладонью; второй — незаметный как тень, у штурвала. С высокого борта судна наблюдает за ними европеец в белом летнем костюме и белой шляпе, машет рукой в ответ на приветствие. Все — замедленно, как в кино. Или это кино?
Катер подходит удивительно точно, весёлый африканец лишь протянул руку к стойке наклонного леера и легко перешагнул с катера на нижнюю площадку трапа, и пошёл вверх по сходням с грациозной небрежностью канатоходца, продолжая улыбаться с африканской непосредственностью. Трап, который на другом судне мог называться парадным, был ржавым и повизгивающим от каждого шага, будто состоял не из металлических балясин, а из связанных хвостами обезьянок.
Теперь стало видно, что и борт судна, и почерневшие ванты тяжёлых мачт, и палуба, на которую ступили сандалии из крокодиловой кожи — все старое, гнилое и ржавое. Но первый же шаг вождя, казалось, качнул громадное судно под ноги гостя, выразив уважение.
Африканец расправляет руки, движением от груди вниз и в стороны, и показывает весь свой стан и стать, и яркий шнурок тонкой змеиной кожи, завязанный бантиком на могучей шее. Змеиная головка гипнотизирует окружающих ярким блеском драгоценного камня — дар богов и наследие предков.
Хозяин судна, европеец, в белом и дорогом летнем костюме на голое тело, с цепочкой из пяти переплетенных свободно золотых нитей и мощной золотой печаткой московского разлива, украшающей мизинец и устрашающий конкурентов, вышел навстречу раскованно и совсем по-приятельски, но шляпу держал в руке: