Он снова вернулся к пленнице. Лёг рядом. Её безмятежное личико сияло чистотой, румянец проступил на пухлых щёчках. Он прикоснулся к её губам. Рот и брюхо стариков заполнены гнилью, эта же наяда источала нектар изо рта. Епископ прижался к её тёплому нежному телу, скользнул руками по его выпуклостям и впадинам. Когда-то одного случайного прикосновения было достаточно, чтобы вся плоть мгновенно восставала, а его прожигал всепоглощающий огонь. Когда-то. Ещё пять лет назад. Потом возбуждение давалось всё труднее, а ныне его нет совсем. Звенящая пустота, точно внутри перерезали важнейшую жилу.
Он стал её ласкать, целовать грудь, живот, лобок, бёдра, сжимая их в объятиях, попытался вспомнить всё через жест, свои собственные действия и поступки, и пленница, проснувшись, запыхтела от возбуждения, уже сама требуя продолжения ласк, но Волквин ничего не мог с собой поделать. Ничего.
Он снова резко поднялся.
— Не уходи, — прошептала Всеслава.
— Спи! Я вернусь! — грубо приказал епископ, и пленница покорно закрыла глаза.
Магистр не хотел сдаваться. Он вызвал своего лекаря, старого франка Пионе и потребовал снадобий.
— Это убавит ваши жизненные силы, мой господин, — выслушав хозяина, признался Пионе. — Естество корня закончилось, теперь мы должны брать для него силы от других органов...
— Мне плевать! — не дав знахарю договорить, выкрикнул Волквин.
И на третий день произошло чудо. Угасшая было плоть вдруг медленно распрямилась и напряглась. Это случилось во время обеда. Магистр выгнал всех и приказал привести пленницу. Она сама обрадовалась столь неожиданному повороту событий, и они любили друг друга с таким неистовством, словно собирались к вечеру покинуть грешную землю. Однако никогда эта услада не отбирала у великого магистра столько сил.
— Ты меня не бросишь? — спросила она, когда Волквин, мокрый от пота, хватая ртом воздух, отдыхал у её ног.
— Нет. Я никого сильнее не любил в своей жизни, — сказал он по-немецки, но она всё поняла и прижалась к нему. — Мне плевать, сколько я ещё проживу. Правда, правда! Мне плевать. Лишь ты была рядом, твоё тело...
Он, как собака, лизнул её в бедро. Она рассмеялась. Он несильно укусил её.
— Мало кто в мире понимает, что жизнь по сравнению с таким блаженством, как ты, просто ничтожна. Ты и есть рай, а другого не надо...
На следующий день магистр, воодушевлённый тем, что произошло, вызвал Корфеля.
— Начинайте собирать наши хоругви, барон, — жёстким голосом распорядился он. — Мы пойдём на Русь. Я не потерплю, чтобы ватага разбойников грабила наши торговые караваны. Мы огнём и мечом заставим северных славян уважать нас! Кто ныне начальствует в Новгороде?