— Мисс Шарлотта Руа! — объявил церемониймейстер, и все повернулись ко мне.
Я видела Ричарда и Лину, графа и графиню, остальные сливались в пестрый мельтешащий фон. Все они смотрели на меня, во взглядах недоверие мешалось с недоумением: что здесь делает простая гувернантка? Неожиданно я почувствовала себя очень неловко, но прежде чем успела сделать вдох…
— Вы позволите вас сопровождать, мисс Руа?
Ирвин предлагал мне руку и улыбался. Парадная форма, начищенная до блеска обувь и ослепительная улыбка. Улыбка, на которую я не могла насмотреться.
— Лорд Ирвин Лэйн! — воскликнул церемониймейстер.
И взгляд, удивительно долгий, глаза в глаза.
— Да, — прошептала я. — Да, да, конечно же да!
Положила затянутую в перчатку руку на сгиб его локтя, и мы вместе направились вниз. Под плеск воды, разговоры и перешептывания спустились по одной из лестниц.
— Первый вальс! — Громкий голос поглотил вихрь музыки.
Пары закружились по залу, и Ирвин посмотрел на меня.
— Окажете мне честь, Шарлотта?
Разве я могла ему отказать? Нет, не так… я счастлива была согласиться!
Мы влились в круговерть танцующих, он вел легко и уверенно, подхватывая ритм льющейся по залу мелодии. Вокруг порхали платья (как листья, кружащие над землей): желтые и лимонные, багряные и охряные, потемневшие, словно опавшие уже давно, изумрудные и салатовые, сорванные ветром раньше времени. Синие, пронзительно синие, как небеса осенью, темнеющие как ночное небо или приглушенные, как облака перед рассветом.
Ирвин вел легко и уверенно — сильная ладонь на спине и мягкий захват пальцев. Мне вдруг отчаянно захотелось стянуть перчатку, чтобы почувствовать его ладонь. Почувствовать кончиками пальцев, как… Выражение лица Ирвина неожиданно изменилось: стало жестким и раздосадованным. Глаза потемнели, как небо перед грозой. Мелодия закрутилась ярмарочной каруселью, громкой и скрипучей, словно в поломанной музыкальной шкатулке. Пары останавливались одна за другой, останавливались и смотрели куда-то в сторону.
Не понимая, что происходит, я сбилась. Споткнулась о его ногу, и он не стал удерживать, просто замер, глядя мне за спину.
— Кошмар!
— Какой ужас.
— Немыслимо.
— Невозможно.
Восклицания неслись отовсюду, женские голоса и мужские смешивались в странный гул, и я обернулась. Обернулась, чтобы увидеть свою картину: на нее смотрели с выражением неподдельного ужаса, возмущенно, с омерзением.
— Провокационно…
— Пошло…
— Ужасно.
— Неужели это нарисовала она?
Я зажала уши, чтобы не слышать, зажала и повернулась к Ирвину в поисках поддержки, но…
— Шарлотта! Как ты могла нас так опозорить?