— Как… — тихо прошептала я. — Зачем вам я?
— Потому что ты моя любимая игрушка, — он выделил последнее слово. — Потому что ты узнала обо мне чуть больше, чем остальные. Что бы мне попросить у тебя взамен?
Орман коснулся пальцами губ, глядя на меня.
— Пожалуй, начнем с самых неприятных моментов твоей жизни. Чего ты стыдишься больше всего, Шарлотта?
— Я вам ничего не…
«… Скажу», — хотела добавить я, но не успела. Сознание отбросило меня в день, который навсегда отпечатался в памяти и который я бы очень хотела забыть.
Мне едва исполнилось девять, я сижу в классной комнате, гувернантка стоит у окна. Сложив руки на груди, смотрит на улицу, а передо мной чистая тетрадь, в которой нужно перечислить основные даты старейшей истории с ключевыми событиями. Я учила их, я их правда учила, но от волнения все перепуталось в голове, а их там более ста. Я знаю, что если не напишу, последует наказание. Сначала от гувернантки — возможно, две-три лишние главы по истории, после чего снова придется заучивать даты (а ведь я так хотела немного порисовать!), а после от леди Ребекки. Теперь, когда мы переехали в Лигенбург, она все чаще раздражается. Улыбка появляется на ее губах все реже, она стала ко мне так строга… И наверняка оставит дома в воскресенье, вместо того, чтобы позволить мне пойти с Эби в парк.
Не сводя взгляда с прямой фигуры гувернантки, медленно тяну рукав наверх. Там спрятаны перечисленные даты, которые с вечера написала на бумажке и просушила под кроватью. Бумажка медленно раскрывается, и я поспешно начинаю писать. Одну за другой, то и дело поднимая голову: мисс Хэвидж по-прежнему стоит у окна. Что она там видит, ума не приложу, но она может очень долго так стоять. Понемногу напряжение отпускает, и я начинаю писать быстрее — до той минуты, когда слышу шорох юбок и поспешно сжимаю ладонь. Только после этого поднимаю взгляд: гувернантка смотрит на меня пристально и жестко. Глаза за толстыми линзами очков кажутся большими, хотя на самом деле они маленькие.
Маленькие, серые, водянистые и цепкие. Она вся такая: серая, от цвета волос до платья и кончиков выглядывающих из-под него туфель. Я слышала, как Эби называла ее старой девой, но что это значит, понять не могу.
— Мисс Руа, — ее голос звенит натянутой струной, — чем вы только что занимались?
Внутри все холодеет, но я закусываю губу и шепчу:
— Писала даты, мисс Хэвидж. Как вы меня и просили.
Она ведь не могла увидеть. Не могла, правда ведь?
— Вот как. — Ее ноздри раздуваются. — Покажите-ка мне ваши руки.
Я разжимаю кулак, и бумажка, превратившаяся в крохотный комочек, падает на платье. Кладу руки на стол, стараясь не краснеть, но чувствую, что щеки все-таки заливает румянец. Гувернантка смотрит на раскрытые ладони, идет ко мне. Я чувствую, как все внутри сжимается от ужаса неизбежного разоблачения, поэтому поспешно зажимаю проклятую бумажку между коленями. Так, чтобы ее не было видно: сейчас мисс Хэвидж отойдет, и тогда я тихонько ее спрячу.