Осознание этого заставило отшатнуться, зажимая руками рот.
Я отступала до тех пор, пока не наткнулась спиной на стену и не упала в пустоту. Падение оказалось недолгим и закончилось на кровати, в мастерской Ормана. Я снова была оплетена паутиной веревочного узора, как рыболовной сетью, а он склонялся надо мной, без труда удерживая заведенные над головой руки. Набалдашник трости коснулся моих губ, размыкая их.
— Соскучилась, Шарлотта? — глаза его потемнели, как грозовое небо. — Добро пожаловать в свой страшный сон.
— Нет, — прошептала я. Даже не сразу поняла, что вслух. — Нет-нет-нет.
А как же снотворное?
— Понимаешь ли, — Орман устроился на кровати рядом со мной, — снотворное может помочь тебе заснуть… и помешает проснуться. Но оно не помешает тебе видеть сны.
Набалдашник скользнул по ключице, остановившись у преграды веревки.
— Сны, не стесненные условностями и предрассудками.
Дернулась, но тщетно: пальцы на запястьях словно превратились в оковы, а хуже всего было то, что вырываться мне не хотелось. По краю сознания мелькнула мысль — и ради этого я заложила сережки? — но тут же растворилась в прикосновении набалдашника к напряженному соску. Это вышло так остро, что сорвавшийся с губ стон эхом отразился от стен.
Низкий, глубокий, порочный.
— Отпустите! — выдохнула я и закусила губу.
— Ты действительно этого хочешь, Шарлотта? — хриплые нотки в его голосе отозвались во мне диким, неправильным предвкушением.
— Да! — вытолкнула яростно. — Хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Хочу, чтобы вы исчезли! Хочу, чтобы вас никогда не было в моей жизни!
— Очень жаль тебя разочаровывать. — Трость скользнула ниже, по животу. — Во сне у нас будет столько времени, сколько я пожелаю. А главное…
Набалдашник коснулся узелка между моих ног, и из груди выбило воздух.
— Тебе не грозит нарушение кровообращения, даже если этот сон превратится в вечность.
Он легко перехватил трость поперек шафта, давление на узелок пропало, а я едва не застонала от разочарования.
— Ненавижу!!! — процедила, когда снова смогла дышать. — Ненавижу вас! Ненавижу!
— Когда передумаешь, скажешь. А пока продолжим.
Набалдашник скользнул наверх. Медленно, легко, заставляя кусать губы и желать только одного — чтобы он вернул его туда, вниз. Холод металла и обжигающий узор веревки, сквозь незнакомые, будоражащие ощущения я пыталась сосредоточиться. Ведь если у меня однажды получилось войти в сон, должно же как-то получиться выйти! Представила комнату, свою маленькую мансарду, где засыпала, чтобы оказаться там, но тщетно. Музей искусств — тоже. Улицы Лигенбурга, кухню Фейберов — бесполезно. Да что там, я даже «одеть» себя не могла, опутанная сетями сна.