Теперь она знала, ради чего. Она поняла это, когда Кейн обнял ее. Когда поцеловал. Когда расстегивал ее платье и гладил пальцами кожу. Когда он взял ее на руки и понес в укромное место под деревьями, когда, опустившись рядом с ней на колени, нежно ласкал, осторожно касаясь руками недавних ожогов. Когда он раздевал ее, неуверенный в каждом своем движении, постоянно ожидая протеста, который не мог сорваться с ее губ. Она поняла это, когда ее собственные руки расстегнули ему рубашку и она коснулась темных волос на его груди, провела пальцами по тугим мускулам.
И его тело склонилось над ней, но он был так нерешителен, что ей пришлось его соблазнить.
Кейн всегда мечтал иметь что-то собственное. Теперь судьба дала ему в руки этот бесценный дар, который у него не было сил отвергнуть. Он знал, что Ники — девственница. Иначе она бы не отвечала на его поцелуи с таким изумленным интересом. Вот поэтому и нужно оттолкнуть ее и опрометью кинуться прочь, но у него нет на это сил. Видит бог, он не может сделать такое.
Его влекло к ней так же, как и ее к нему. Влекло к ее невинному удивлению, как никогда в жизни не влекло ни к одной опытной женщине. Ему нужна именно она, нужна, как ничто другое. До сих пор его жизнь мало чем отличалась от плохой шутки. Спотыкаясь, он ковылял от одной ошибки к другой. И даже сейчас он боялся, что совершит еще одну, самую страшную ошибку в своей жизни. И все же он не мог остановиться.
Пальцы Николь скользнули вверх по его груди. Несмотря ни на его прошлое, ни на опыт общения с женщинами, он оказался не готов к этому сладкому взрыву, всеподавляющему голоду, распирающему желанию, напрягшему его тело. Он нашел ее губы, плотно прижался к ним, раздвигая их языком. Они с готовностью и охотой поддались. Малейшее ее прикосновение воспламеняло его, как факел, малейшее движение зажигало в нем новые языки огня.
Он коснулся ее груди, затем, спустившись по ее телу, прикоснулся к ней ртом, лаская, пробуя, покусывая, пока соски не затвердели и она не застонала, — ее тело, предвкушавшее еще большее удовольствие, извивалось от малейшего прикосновения. Его руки двинулись ниже, сдвигая с нее спущенное платье. На ней был лифчик и панталоны — и ничего больше. Он подумал, как много она недополучила за все эти годы, — все те предметы дамского туалета, которым другие женщины придают такое значение. Ему захотелось все это ей подарить. Сначала надеть на нее, а потом медленно снять. Содрогнувшись, он глубоко вздохнул. Еще не поздно остановиться.
Но когда ее руки обхватили его за шею и притянули к себе, он уже не владел собой. На нем все еще были брюки. Его руки, опустившись, быстро расстегнули пуговицы, и его восставшая плоть уперлась в ее тело. Она замерла на мгновение, и ее дыхание у его груди прекратилось.