— Так что же, Габриэль? — спросил он, повышая голос, и девушка, искоса глянув на него, поняла, что он ждет чистосердечного признания.
Ну что ж, она все расскажет — даже если Дрю не очень понравится правда.
— Я выступала в концертном зале Сан-Антонио. Я певица, а мой отец аккомпанировал мне.
— Певица?
— И актриса, — почти вызывающе добавила она.
И, затаив дыхание, наблюдала, как он воспринял это сообщение. Наконец Дрю как будто осознал ошеломляющую новость, и взгляд его немного прояснился.
— Так вот, значит, почему тебе это удалось, а я все удивлялся твоей развинченной походке! Так ходят мальчишки в порту Глазго.
— Я играла мальчиков на сцене, — объяснила Габриэль мрачно. На душе у нее было пакостно.
Однако следующие слова Дрю ее просто ошеломили.
— Почему же Керби?
— Но я же сказала: его имя назвал отец, умирая.
Дрю покачал головой.
— Да зачем Керби понадобилось убивать твоего отца — или стрелять в тебя?
Она медлила с ответом.
— Габриэль, ради всего святого!..
— Отец, мистер Кингсли и еще два человека совершили преступление двадцать пять лет назад.
Дрю нахмурился:
— Объясни.
Габриэль с трудом сглотнула.
— Когда папа умирал, он еще сказал: «В сундуке. Письмо. Все объясняет». Я… я нашла письмо в его сундуке, и к нему была приложена газетная статья о Керби Кингсли и о ближайшем перегоне стада. Папа прочел эту статью и написал мне письмо на тот случай, — она прерывисто вздохнула, — если с ним что-нибудь случится… чтобы я знала всю правду.
Габриэль помолчала, глянула на Дрю — но его лицо оставалось бесстрастным.
— Продолжай.
— Папа написал, что он, Кингсли и двое других ограбили банк. Во время ограбления был убит банковский клерк. А после все четверо решили, что каждый пойдет своим путем, возьмет другое имя и больше они никогда не встретятся.
Габриэль умоляюще взглянула на Дрю.
— Их же до сих пор могут повесить, понимаешь?
Дрю нахмурился еще сильнее.
— Но если они переменили имена, каким образом твой отец узнал, что Керби…
— Там, в газете, был портрет Кингсли. И папа его узнал.
Дрю с минуту пристально смотрел ей в глаза, затем перевел взгляд на реку у их ног.
Габриэль тоже посмотрела на мутную воду, блестевшую в последних лучах солнца. Она казалась себе такой же, как Верный, лежавший в нескольких шагах от них. Сердце ее разбито. В будущем для нее нет просвета, и жизнь вот-вот кончится. Грядущее обещало ей лишь горькое одиночество. Так и будет — без Дрю Камерона. Нет, он должен, он обязан ей поверить!
Наконец шотландец проговорил:
— Габриэль, ты обращалась к шерифу?
— Конечно, — едва слышно ответила она, — но он мне поверил не больше, чем веришь ты. Кингсли — слишком важная персона, и у меня нет никаких доказательств.