— Вот уж нет, — отрезала она решительно. — Уж будь уверен, я позабочусь, чтобы ему было хорошо.
— И как же ты это устроишь, девушка?
— Я сама его воспитаю, — сказала Габриэль, и это было не пустое обещание — она отдавала себе в этом отчет.
— Но ведь это не теленок, которого можно вернуть матери-корове, — возразил Дрю.
Габриэль прямо взглянула ему в лицо. Возражать бесполезно. Он твердо уверен, что она — легкомысленная и ветреная глупышка. Значит, придется доказать, что он ошибается. Неизвестно как, но доказать.
Подъехал Долговязый, ведя в поводу вторую оседланную лошадь. Он посмотрел на ребенка, которого все еще держал на руках Дрю, потом на Габриэль — и покачал головой, словно при виде двух умалишенных.
— Ты готов, Скотта?
— Угу.
Дрю взглянул на Габриэль.
— Так, ты говоришь, собака приведет нас на место?
Габриэль нагнулась, погладила Верного по голове, затем достала из кармана лоскуток и дала ему понюхать.
— Иди, мальчик, ищи, — только и сказала она.
Собака вильнула хвостом, будто давала знать, что поняла, — и легко побежала в западном направлении.
Дрю улыбнулся и вручил ребенка Габриэль. На секунду их пальцы встретились, но он отдернул руки, словно обжегся. Подал лопаты Долговязому и одним легким, изящным, словно парящим в воздухе, движением вскочил на вторую лошадь.
— Не пытайся сама доить корову, — напомнил он. — Поклянись, что не будешь.
Дрю уже слишком хорошо изучил Габриэль. Вот бы и ей так же хорошо его узнать!
Девушка кивнула.
— Этого недостаточно. Я хочу, чтобы ты дала честное слово, — настаивал Дрю.
— Я не буду сама доить корову, — послушно повторила Габриэль.
Он в последний раз пронзил ее взглядом, еще полным сомнения, и два всадника скрылись во тьме.
Дрю ехал вровень с Долговязым. Пустив коней легкой рысцой, они следовали за собакой, бежавшей впереди.
Да, пес чертовски смышленый, думал Дрю. Габриэль была, несомненно, права, решив, что Верный в прошлом был сторожевой собакой. Ему приходилось видеть таких псов в Шотландии, они с удивительным проворством охраняли овец и коров.
Дрю изо всех сил старался думать только о предстоящем деле, а не о женщине, оставшейся в лагере. Да, Габриэль лгунья, но добрая, в этом сомневаться не приходится, хотя эта доброта касалась только четвероногих и младенцев. Все же вряд ли ее привязанности к малышу хватит надолго. Конечно, настроена она очень решительно, но взять на себя заботу о ребенке далеко не то, что дать приют теленку, лошади или собаке.
Нет, ее последняя привязанность долго не продлится. Его собственная мать доказала непрочность таких чувств. У Дрю сохранились смутные воспоминания из самого раннего детства. Мать любила и ласкала его… но потом пристрастилась выпивать и к опиуму и всегда старалась скрыться, когда ее муж вымещал свою ярость на ее сыне. Ему исполнилось уже восемнадцать, прежде чем он узнал причину этого, и хотя Дрю отчасти жалел мать, но другая, уязвленная часть его существа не могла простить ей этого предательства.