Миша пытался не засмеяться, изображая кашель.
— Мы заговаривали его, пели и водили хороводы, пытаясь напитать его своим счастьем, — вновь засмущалась она. — Как нас учили матери, а их-их матери.
Я не Миша. И к таким вещам отношусь серьёзно. До сих пор помню историю старухи Папендук, из тупика гончаров, что в Староместе. Её внучка, солнышко пятилетнее, извернулась из объятий бабушки и выбежала под ноги дочки богатейшего на тот момент человека города. Сбив свою ровесницу с ног. Та заплакала… По приказу родителей, солнышко зарубили на месте! Последнее, что осталось у старушки в жизни. Последнее… Чума унесла остальное ещё раньше. Я стоял в сторонке и смотрел. Мне было девять.
И тогда она прокляла. Так прокляла, что эту историю запретили печатать в газетах, вычеркнув из истории города. Ни капли силы не было использовано! Одни слова, старой, беззубой старухи:
— Пусть же вас настигнет кара небесная, в стократ ужаснее настигшей меня, — сказала она, прежде чем умереть от остановки сердца.
Кто воспримет такое серьёзно? Вот и они пропустили мимо ушей. А зря! На следующий день, из особняка семьи, не вышел никто. Стражники, зашедшие внутрь, выбежали оттуда — белые, как мел. Будто сама смерть гналась за ними. Дом, в котором стены, пол и потолок были залиты кровью, сожгли. Тел не было… Никто не найден и по сей день. Такая она — сила женской молитвы, которую не стоит недооценивать! Сила любви.
— Спасибо вам, — с благодарностью принял я повязку, одев её на голову. Волосы, что я отрастил до плеч, расправились сами собой.
Миша вновь закашлял.
— Наш пострел везде поспел — в медные пояса метит? — заметил тысячник.
— Похоже… — протянул его помощник, пригубив коньячку. — Прав пояс купеческий даёт немало: можно купить землицу у родов не в аренду, а в собственность или обратиться напрямую к наместнику Императора в регионе. И куча других, крайне полезных поблажек. Не благородный, но близко. Когда там четвёртый ранг? А поясок — вот он!
— Ни думал никогда о таком. Торговать? Неее… С мечом сподручней, — погладил он рукоять с любовью.
— Напомнить тебе времена, когда мы кашей питались без масла? Это сейчас о-го-го!
— Не надо. Я помню, — обратил взор в окно глава гарнизона, что и сам когда — то окончил училище и голодовал в интернате.
* * *
— Лови ГАДА!!! Держи, держи — загоняй. — Визжали полуголые девчонки. — Зажали они меня в угол! Ух! Что происходит? Сейчас всё объясню! — Не уйдёшь! — чуть не схватила меня самая быстроногая. На китаяночку похожа.
Нарвал я понимаешь веников: берёзка и можжевельник и пошёл в баню. Всегда мечтал попариться! Столько слышал об этом, но сам никогда не был. Говорят, там заново рождаешься! Словно крылья отрастают. Ни в интернате, ни в училище — это не практиковалось. Как это? Дать грязи выйти самой — с потом, а не бултыхаться в ванне! Не положено! А хотелось… Мечты сбываются! Да, сбываются…