Однажды, проездом в чужом мне Питере,
я ночевала в квартире
незнакомца-художника,
уехавшего по делам.
Меня привели туда люди, его друзья.
Это были хорошие, очень хорошие
парень и девушка.
Не надо было особенной наблюдательности,
чтобы понять — и между ними
своя история.
Простая и в то же время не очень.
Я могла ошибаться, но в них
я увидела себя и свою
давно отболевшую муку,
неизгладимую радость,
пожизненную привязанность
— любовь, наверное.
Эти люди совсем не знали меня.
По доброте душевной, по просьбе знакомых,
они нашли для меня ночлег, и были со мной.
И в квартире уехавшего художника
мы всю ночь читали друг другу стихи
и стали давно знакомыми,
всегда друг у друга бывшими.
Ранним облачным утром,
когда они крепко спали,
в одной кровати, в одежде,
видя разные сны,
она — стараясь быть ближе к нему, а он отвернувшись,
я поставила на плиту чайник художника
и бродила, осматривая вещи художника.
Мне понравились его окна, и стол, и мольберты,
его хлам, сухие цветы, пузырьки и склянки,
рисунки учеников.
Я смотрела его книги.
В книгах были картины.
На картинах был свет и деревья.
Потом я выпила чаю из кружки художника,
погладила кошку художника,
прогнала ее с моей одежды,
оделась, обулась,
тронула за руку
спящего человека
и попросила закрыть за мной дверь.
Мы обнялись, проговорили дежурные фразы,
и я ушла
вниз по выщербленной стылой лестнице
наискосок через незнакомый двор.
Потом я ходила по Питеру,
влезла на смотровую площадку Исакия,
долго смотрела на город во все концы.
Погода была холодная.
Больше всего мне понравились верфи,
их вывернутые вверх локти,
как они стоят далеко.
А еще мне понравились ангелы
на крыше собора.
Я их увидела не так, как обычно,
а со спины.
Оказалось, что они привязаны
к крыше стальными тросами.
И правильно — вдруг упадут.
Вдруг улетят.
Люди все всегда делают правильно.
Хорошие умные люди.