Незнакомец задумался на какое-то время.
— Хорошо. Я постараюсь её найти для тебя, но это будет не просто.
Такой ответ несколько воодушевил Карачура, но и насторожил.
— Скажи, почему ты пришёл ко мне, и почему я должен верить тебе? Чего ты хочешь?
— У меня свои интересы. Извини, но я пока не буду тебе об этом говорить.
— Интересный у нас разговор получается. — Карачур заложил руки за спину и стал прохаживаться по шатру, что-то обдумывая. — Хорошо. Допустим, я тебе поверю, перехвачу обоз у леса и верну его назад. Где гарантия, что этим меня не отвлекут от главного? Когда я буду перекрывать дороги у леса, тот, у кого Карта не уйдёт другим путём?
Карачур остановился и посмотрел на незнакомца, ожидая от него ответа.
— Почему ты не хочешь напасть на город завтра утром?
Хан удивился такому вопросу.
— Ты что, думаешь, что Карачур не имеет совести и чести? Я дал на размышления три дня, и они истекают только завтра после полуночи. Если я нарушу своё слово, вся Великая степь будет меня презирать. Карачур ни когда не нарушал своего слова!
Незнакомец горестно вздохнул.
— Ну, что ж хан, воля твоя. Я думаю, что карта будет идти с обозом.
— Внимательно смотри за всеми. Ищи карту. Хотя бы узнай у кого она. Я щедро тебе заплачу за это.
— Благодарю хан. Я постараюсь всё разузнать. — Он потоптался на месте. — Мне нужно идти. Путь не близкий. Скоро светать начнёт. По светлому, трудно в город не замеченным войти.
Карачур кивнул головой.
— Иди. Иди и принеси мне карту. Левую руку платком повяжи, что бы мои воины тебя ненароком не убили.
Незнакомец поклонился ухмыляющемуся хану в пояс и вышел из шатра.
С самого утра в Нарке творилось что-то невообразимое. Все жители вышли из домов, и город был похож на растревоженный муравейник. Люди передвигались по городу, казалось бы, без всякого смысла, однако, тот, кто знает, насколько организованы муравьи, мог разглядеть в этом беспорядочном людском передвижении некий смысл. Одни жители двигались в сторону площади, к капищу, чтобы не пропустить начало Великого Сбора. Другие, прямо в свинарниках и стойлах резали свою скотину. От птичьих перьев, поднимаемых ветерком вверх, было бело как зимой в обильный снегопад. В городе стояла невыносимая какофония звуков: верещали свиньи, протяжно выли коровы. От куриного крика, сопровождаемого собачим лаем, закладывало уши. Одни мужики, снимали старые деревянные колёса со своих телег и тащили их к кузне. Другие орудовали топорами, вырубая из толстых веток жерди для клетей. Умельцы из нарезанных толстых кусков кожи и верёвок, тачали сбруи для коней. Повсюду жгли костры. Мясо от разделанных животных сначала слегка прожаривали на костре, потом несли в собранные наспех коптильни, где дымилась вохкая солома в сооружённых из камня коробах.