— Этот только два цента. Но нужно иметь много такой бечевки, а то нельзя запускать.
— А с простой ниткой нельзя?
— Не-е, рвется. У меня был большой змей, в два... в три раза больше, чем этот. Ух и тянул он! Даже красная нитка порвалась. Над Святым Джеймсом на Двенадцатой Авеню — отсюда виден крест. Видишь?
— Да.
— Я потерял почти всю нитку. Зацепилась за крышу.
— Зачем он, — Давид смотрел на далекий шпиль, вырисовывавшийся на фоне дымчатой закатной голубизны, — этот чудной крест повсюду?
— Чудной? — спросил Лео удивленно. — Что в нем чудного?
— Нет, не чудной, я не хотел! — поспешил заверить его Давид. — Я просто спросил — зачем он?
— Кресты святые, — сказал Лео серьезно, — все они. Христос, наш Спаситель, умер на одном из них.
— О! (Спаситель! Что? Я не знал...).
— Даже если носить их, они приносят счастье. Когда моей старухе вырезали аппендицит, каждую ночь она клала крест под подушку, и поэтому ей стало лучше.
— Да ну!
— И всякий раз, когда я иду купаться в Гудзоне, я крещусь три раза — вот так. Тогда можно делать прыжки и все, что хочешь, и никогда не ударишься о дно. Об этом ты тоже не знал? — Давид виновато посмотрел на него. — А это ты видел? — И в качестве окончательного довода Лео, расстегнув рубашку, показал кожаный квадратик, висящий на нитке у него на шее. — Знаешь что это?
Давид присмотрелся и покачал головой. Там что-то было выдавлено и нарисовано золотом, наверное, картинка, но она поблекла, и нельзя было ничего разобрать.
— Может, женщина с маленьким человечком, — рискнул он. — Плохо видно.
— Женщина с человечком! — возмутился Лео. — Господи! Еврей ничего не знают! Это Божья Матерь с Младенцем. Ты что, не можешь узнать Деву Марию?
— Нет, — виновато ответил Давид.
— Иезус! — не поверил Лео. Потом он поднял квадратик кожи повыше, чтобы получше его рассмотреть, — стирается. Это потому, что я никогда не снимаю его, когда плаваю в реке.
— И ты ничего не боишься, когда он на тебе?
— Не-е! Говорю тебе!
— О, Боже! — Давид вздохнул и посмотрел на грудь Лео с благоговением и завистью.
...Не боится! Лео ничего не боится!..
— Эй, приглядывай за змеем! — Лео поспешно забрал у него бечевку, — нельзя, чтобы он так мотался. Стукнется о крышу!
...Не боится!
Промелькнувший час был одним из самых счастливых в жизни Давида. До этого ему ни разу не хотелось быть чьим-либо другом, а теперь он отдал бы все, чтобы подружиться с Лео. Чем больше он его слушал, чем больше смотрел на него, тем больше убеждался в принадлежности Лео к особому, смелому и беззаботному миру. В нем было обаяние. Он делал все, что хотел и когда хотел. Он был не только свободен от родителей, но и носил что-то на шее, что делало его почти подобным Богу. Сидя рядом с Лео, Давид думал только о том, как увлечь его, как сделать так, чтобы он забыл о времени. Когда Лео смеялся, грудь Давида распирало от счастья. Даже когда Лео насмехался над ним, Давид испытывал благодарность к нему. Это было справедливо, что Лео подшучивает над ним. Лео — высшее существо, и его смех оправдан. Лео смеялся, когда Давид рассказал ему что такое "тфиллин"