Его взгляд бродил по кухне. Обычный беспорядок пятницы. Кастрюли на плите, очистки в раковине, каталка в муке, доска. Воздух был теплый наполненный множеством запахов. Мать поднялась, вымыла свеклу и разложила ее на доске.
— Ну вот, — сказала она, — теперь я опять могу убирать.
Она убрала со стола, вымыла посуду, выгребла мусор из раковины. Потом опустилась на четвереньки и стала мыть пол. Подтянув колени к груди, Давид наблюдал, как она терла линолеум под его стулом. Какая глубокая тень была между ее грудями! Как далеко она... Нет! Нет! Лютер! Он так смотрел! В тот вечер! Не нужно! Не нужно! Отвернись! Быстро! Посмотри на... на линолеум, как он блестит под тонкой пленкой воды.
— Теперь тебе придется сидеть, пока высохнет, — предупредила она, распрямляясь и убирая со щеки выбившиеся прядки волос. — Несколько минут, не больше, — она нагнулась, отступая и затирая тряпкой свои следы. Потом вышла в другую комнату.
Оставшись один, он снова приуныл. Его мысли вернулись к Лютеру. Опять придет сегодня вечером. Зачем? Почему он не исчезнет? Так и будут они убегать каждый четверг? Идти к Иоси? Ему снова придется играть с Анни? Он не хотел. Он не хотел больше видеть ее. Но ему придется. Как он увидел ее сегодня у кареты. Черная карета с окном. Страшно. Длинный ящик. Страшно. Подвал. Нет!
— Мама! — вскрикнул он.
— Что такое, сынок?
— Ты, что, ложишься спать?
— О, нет. Конечно, нет. Я решила причесаться немного.
— Ты скоро придешь?
— Ну да. Ты чего-нибудь хочешь?
— Да.
— Подожди секунду.
Он с нетерпением ждал, пока она появится. Она вошла спустя некоторое время, переодетая и причесанная. Постелив на ступеньки, ведущие из гостиной. чистое старое полотенце, она села.
Я не могу к тебе подойти, — улыбнулась она. — Ты на острове. Что ты хотел?
— Я забыл, — сказал он, запинаясь.
— Ну и гусь же ты!
— Пол сохнет, — объяснил он, — а я следи за ним, да?
— И я тоже должна, да? Боже, ну и тираном ты будешь, когда женишься!
На самом деле Давида не волновало, что она о нем подумает. Главное, чтобы она сидела здесь. К тому же он хотел кое о чем ее спросить, только никак не мог решиться. Это могло быть очень неприятно. Но все равно, неважно, что она ответит или что он узнает. Лишь бы около нее, в безопасности.
— Мам, ты когда-нибудь видела мертвеца?
— Ты что-то очень весел сегодня!
— Ну, скажи, — нырнув в это опасное море, он решил переплыть его, — ну, скажи, — настаивал он.
— Хорошо, — ответила она задумчиво, — двойняшек, что умерли, когда я была маленькой девочкой, я не помню. Моя бабушка была первая, кого я видела и запомнила. Мне тогда было шестнадцать.