Он осторожно приблизился. Там были Сидней и Йонк. Он знал их. А другие? Они жили за углом, наверное.
Сидней был впереди, остальные следовали за ним. Давид стоял, наблюдая.
— Хочешь играть? — спросил Сидней.
— Да.
— Тогда становись в конце строя. Следуй за ведущим! Бум! Бум! Бум! — он отсчитывал шаг.
Давид пошел в ногу за последним мальчиком. Они промаршировали через улицу и встали шеренгой перед большой ручной пожарной помпой.
— Прыжок на Джонни Помпа! — скомандовал Сидней. Он подпрыгнул и повис на рукояти насоса. — Раз, два, три! — он спрыгнул.
Остальные подпрыгивали по очереди и с криком бежали за ним. Сидней зигзагом носился по улице, прыгал через урны, вскакивал на пороги, балансировал по краю тротуара и исполнял всякие другие трюки, случайно приходившие ему в голову. Давиду нравилась игра.
Добежав до столба со спиральными сине-красными полосами, — вывески парикмахерской — Сидней остановился, поджидая свою задыхающуюся когорту.
— По синей, — приказал он и от самой земли скользил рукой вокруг столба вдоль синей спирали, пока он не застыл на цыпочках, не в состоянии дотянуться выше. Когда остальные исполнили этот номер, он пригнулся, подкрался ко входу в парикмахерскую, просунул голову в дверь, пропел каркающим голосом: — "Фараон проснулся рано, а у кресла — обезьяна!" — и убежал.
Остальные выкрикивали эти слова, но со все нарастающей быстротой и с явно убывающей прытью. Пока дошла очередь до Давида, парикмахер уже стоял на пороге, плавясь от негодования. Давид молча убежал.
— Он промазал! — смеялись мальчишки.
— Ты почему не повторил? — набросился на него Сидней.
— Не мог, — Давид улыбнулся, оправдываясь, — он же там уже стоял.
— В другой раз выполняй все! — предупредил Сидней.
Давиду стало стыдно, и он решил следовать за всеми шалостями командира. Он даже спустился по нескольким ступенькам, ведущим в подвал "снежного человека"
Игра достигла предельного возбуждения. Шедший перед Давидом мальчик только что кувыркнулся через нижнюю трубу ограждения у портновской мастерской, и теперь была очередь Давида. Он взялся за трубу, лег на нее животом, как это делали остальные, и начал медленно и осторожно вокруг нее переворачиваться. В тот миг хаоса, когда крыши домов и небо оказались внизу, а люди задвигались на головах по воздуху, перед глазами вдруг мелькнуло, кружась вместе с пространством, перевернутое лицо мужчины. Под полями котелка — жирные щеки, две черные дырки — ноздри, и над всем этим — ноги. "Смешно, — подумал он, снова касаясь подошвами мостовой, — кверху ногами. Смешно..."