— Господи! Вы мне жизнь на год сократили! — потом кивнула на полки. — Вы и вправду читаете по латыни?
— Не самое полезное умение в наше время, да?
— Ну, не все же должно непременно нести пользу. Полагаю, вы изучали латынь в школе?
— Да. У меня старомодное образование.
Что за напряженность вдруг возникла в его голосе?
Развернувшись, я посмотрела на него в упор. Джулиан заметно переменился в лице, как-то разом потускнев, как будто, пока шел от библиотеки, погасил все ненужные лампы.
— Все в порядке? — невольно спросила я. — Я имею в виду звонок.
— Ах да. Все отлично. — Он сложил на груди руки и улыбнулся, явно подавляя эмоции. — Просто завтра утром мне предстоит лететь в Бостон, только и всего.
— В рождественский сочельник?
— Не самый удачный выбор, я знаю.
— А вы… — Я в нерешительности сглотнула. — Вы куда-нибудь собираетесь на Рождество?
Джулиан пожал плечами.
— Обычно Джефф меня каждый год приглашает на рождественский ужин. Ну и в церковь хожу, разумеется.
— А разве ваша семья…
— …не со мной? — закончил он за меня. — Не беспокойтесь. Я подумываю об этом, как говорится… Ну что, нашли тут что-нибудь на свой вкус? — кивком указал он на полку, и я проследила за его взглядом.
— Да, конечно! Вот, Патрик О’Брайан.[25] Неужто это первоиздания?
— Да, люблю себя побаловать.
— Мне нравится О’Брайан. Главным образом его историческая проза. В колледже меня подружки всегда этим подкалывали. Они-то читают лишь «чиклит».[26] «Шопоголика», например.[27] Мишель вообще считает, что я родилась не в том веке. — И я натянуто рассмеялась.
Джулиан не ответил.
Через мгновение я повернулась к нему. Вид у него был странный, какой-то отсутствующий. Крохотные морщинки вокруг глаз как будто стали глубже, губы сжались в резкую решительную черту. Я пыталась придумать, что бы ему сказать, но он меня опередил:
— А вы?
— Что?
— Сами вы тоже полагаете, что родились не в том веке?
Я рассмеялась.
— Ну, если не в буквальном смысле — да. То есть кому ж захочется при том уровне медицины погибнуть при родах!.. Но все-таки порой мне правда хочется… — Голос мой замер.
— Хочется чего?
— Видите ли, больше не встретишь борьбы не на жизнь, а на смерть. Эра чести и самопожертвования осталась позади. — Я вновь посмотрела на выстроенные по порядку романы О’Брайана. — У Джека Обри масса человеческих недостатков — как и у доктора Мэтьюрина, — однако у них есть принципы и идеалы, за которые они готовы отдать жизнь. Или друг за друга. А теперь все вертится вокруг денег, общественного статуса и дешевой популярности. И не то чтобы раньше людей все это не волновало, нет, но это обычно считалось корыстью. Разве не так? — Я пожала плечами. — Теперь такое впечатление, что никому не хочется взрослеть. Мы как будто всю жизнь хотим пробыть детишками, которые собирают себе побольше игрушек и постоянно развлекаются.