А винтовку не взял потому, что, как стал немец оползать, охватило Борьку омерзение и страх от омертвленного им тела.
Когда увидел в стороне от дороги несколько домиков, силы у Борьки уже истощились и шел он на последнем дыхании.
Сапоги, доморощенно починенные, разбились начисто; те куски шинели, что приладил к головкам, давно уже выскочили, и фланелевые портянки, сделанные из рубахи, торчали наружу. Хошь не хошь, а какую-то обувку придется просить в деревне, дальше так не пойдешь. Но это потом… А пока надо к этим домикам подойти, определить точно, нет ли тут немцев или полицаев, и только тогда решиться можно, в какой дом постучаться.
Собак не слыхать — вот что плохо. Когда немцы располагаются, собак они убивают, и если бреха собачьего не слышно — признак верный, что немцы тут.
С дороги Борька свернул и огородами, с тыла, к одному крайнему дому подобрался. Тихо. Света в окошках нет. Да и откуда — четвертый час утра, наверное, спят все. Постучать? А вдруг немцы? Подошел Борька к скотному двору, попробовал ворота — заперты. Через щель прощупал, что задвинуты они изнутри брусом. Конструкция знакомая. Пошарил рукой по стене, наткнулся на гвоздь загнутый. Вырвал его с трудом замерзшими пальцами — и в щель. Стал в одну сторону брус этот отодвигать. Медленно шло дело, сантиметрами тот сдвигался, но все-таки услышал Борька, как упала одна сторона бруса. Начал потихоньку ворота приоткрывать — скрипят, проклятые… Еще немного… Приоткрыл. Проскользнул. Темно. Но устройство скотных дворов ему с детства знакомо. Должны быть где-то ступени на мост, а на мосту обязательно дверь, ведущая в дом.
Нащупал перила, поднялся и дверь рукой нашарил. Чуть дернул — открывается, не заперта, но скрип опять по слуху полоснул. Постоял Борька, прислушался — тихо. Подумал: чем бы дверь эту припереть, если в избе немцы окажутся? На какие-то минуты это их задержит. Развел руки, наткнулся на лестницу приставную… Ее приладить? Упереть в дверь и в стойку перил? Попробовал — не выходит. Узок мост, а лестница длинная. Поискал еще чего-нибудь подходящего. Лопата попалась. Прикинул — подходит. Теперь открывать можно. Левой рукой за ручку двери взялся, а в правой лопата — все же оружие.
Открыл — темень непроглядная. Стал красться неслышно. Прошел сени. Еще дверь, самая страшная, потому как в комнату ведет. А кто в ней? Начал полегоньку открывать, и опять скрип страшенный… Голову просунул, принюхался… Солдат, что русский, что немецкий, свой запах имеет — и кожей ремней, и железом оружия, и потом от белья, портянок, и, главное, табаком… Ничего такого Борька своими ноздрями не учуял и раскрыл дверь смелее. В окошки свет с улицы блеклый все же шел — и от неба и от снега, и Борька разглядел — пусто в избе. Если есть кто, то на печке.