В ДОЛИНУ ПРИШЕЛ канун святой Бригитты, суля скорую весну. Измучившись за зиму, люди выбирались из душного жилья, чтобы в канун святого дня спуститься на луг, в заросли трепещущего на ветру камыша.
Чувствовалось, как набухла под ногами земля. Сбежав из тесноты вдовьей хижины, Мэри проворно спускалась по склону на влажную болотистую луговину. Было холодно, но солнце светило ярко, и напитанные влагой поля обещали скоро зазеленеть. Даже на черной вспаханной земле, где пятна снега еще хранили следы ночных кроличьих драк, проклюнулись первые желтые нарциссы. Мэри провожала взглядом малиновок с их точно окровавленными грудками, порхавших в голубом небе, и воображала, что птицы ведут ее в камыши, радуясь, как и она, возвращению тепла.
Как легко дышалось на вольном воздухе! Каким облегчением было на время оставить Нору, вечно склоненную над мальчиком, следящую за ним, как кошка за умирающей птахой. Облегчением было не видеть, как бьется и стонет больное дитя, точно сам дьявол борется за свою добычу. Даже воздух в доме был точно свинец от тяжелого ожидания вдовы.
Приближаясь к камышам, Мэри дышала все глубже, освобождая легкие от пыли и копоти жилья и вбирая ароматы трепещущей земли — запах мокрой травы, навоза, глины и торфяного дыма. На зелено-буром фоне желтели кружочки мать-и-мачехи и невзрачные цветы крестовника. День был свежим, пробирал холодком, и глаза у Мэри слезились от яркого света.
Ребенка она вверила заботам Норы — не терпелось хоть на минуту вырваться на волю, налегке, не тащить на бедре дергающегося малыша. Она предложила Норе вынести Михяла во двор: укутать его хорошенько и подставить солнцу его бледное личико, пускай его солнце греет, пока она, Мэри, сходит за камышом и сплетет крест святой Бригитты, чтоб повесить в доме. Но вдова, сверкнув глазами из-под красных от бессонницы век, сказала, что незачем это, мало ли кто ненароком увидит это существо, и велела Мэри поторапливаться — нарвать камыша и не мешкая обратно домой.
Дома братья Мэри всегда делали кресты на святую Бригитту. Они уходили далеко в болота в поисках самого лучшего камыша, рвали стебли в зарослях, очищали от грязи и налипшей травы, прежде чем, придя домой, засесть за плетение под восхищенными взглядами Мэри и младших.
«Вот, учись. Главное — рвать их, а не резать ножом. Так в стебле святость сохраняется. И плести крест надо обязательно по солнцу, сидя к нему спиной».
Мэри так и видела Дэвида, как он сидит во дворе с камышом на коленях, как сплетает стебли, от усердия помогает себе языком.