— Неохота об этом.
— А я слыхала от мужика одного, будто это оттого, что твоя мать о ежевичный куст оцарапалась. Когда носила тебя.
Мэгги лишь закатила глаза и задымила трубкой.
— Ничего подобного!
— У тебя оно с рождения?
Синие кольца дыма и стрекот кузнечиков висели в вечернем воздухе.
— Выкрали меня. Однажды. Было дело. Умыкнули. Как мамку твою. А назад меня вернули раскаленной кочергой.
— Тебя жгли огнем?
— Я была далеко. Огнем меня назад воротили.
— Ты прежде не рассказывала.
— Там, где я была, я и знание получила.
— Мэгги, ты же никогда-никогда… Столько лет жить с нами и ни словом не обмолвиться, что, оказывается, и тебя умыкали!
Тетка пожала плечами и рассеянно пощупала изуродованную щеку.
— А отец знает?
Тетка кивнула.
— Надо и маме так сделать!
Мэгги, затянувшись трубкой, сделала прерывистый выдох:
— Ни за что в жизни!
— Ведь помогло же!
— Нет, Нэнс, огнем мы из нее фэйри гнать не будем.
Опять молчание. В наступившей тишине отчетливо слышался скрип коростеля в лугах.
— Это что, больно?
Ответить Мэгги не успела. Раздался стук в дверь, и лодочники с озера внесли в хижину тело отца. Он утонул, объяснили они. Ушел под воду, и вытащить не успели. Несчастный случай. Страшное горе для семьи. Для Нэнс. Мамка у ней не в себе, каково им с теткой теперь аренду платить? Чтобы ломами не порушили дом, не сорвали солому с крыши? Они, конечно, пособят чем смогут, но у них ведь и свои семьи имеются. Да, вот беда так беда. Помоги вам Боже.
Сидя в своем бохане, Нэнс закрыла глаза, уткнулась лицом в колени. Сколько времени прошло, целая жизнь пролетела, но так и стоит перед глазами склоненная над отцом Мэгги, и слышится их плач, звенит в ушах вопль, подхваченный лежащей в материнской постели фэйри, тенью матери. Так голосили они, три женщины, каждой из которых коснулось неведомое, выли безудержно, взахлеб.
После этого Мэгги уже не отказывала никому из посетителей — не важно, болезнь ли их приводила или желание причинить кому-нибудь зло. Тетка этого не говорила, но Нэнс и так знала: когда обмануть судьбу просили люди угрюмые, озлобленные, Мэгги отсылала ее с каким-нибудь поручением. «Впусти их, — раздавалось из глубины хижины. — Может, я и смогу им чем-нибудь помочь. А ты, кстати, не нарвешь покамест сивца? Он как раз цветет, а мне цветы его нужны!»
Тетка ее наверняка знала, что долго это не продлится. Что зло, будь то хоть порча на чужую картошку, со временем воротится язвой к тому, кто его наслал.
Колдовство — это пламя, что палит лицо тому, кто его раздувает.
Через три месяца Нэнс вернулась к потухшему очагу. Не было ни фэйри в постели, ни Мэгги подле нее. Пустая холодная хижина. Нэнс разожгла очаг и стала ждать их возвращения, в тревоге считая часы.