Когда в прутяную дверь лачуги протиснулся констебль и его люди, Нэнс стояла на четвереньках, набивая карманы угольками.
Появление двух полицейских из Килларни взбудоражило всю долину. Пошли кривотолки. Люди, столпившись у дороги, смотрели, как два всадника в форме подъехали к маленькой часовне, а затем, уже вместе со священником, спустились по склону — мимо кузни, мимо родника и женщин с изумленно раскрытыми ртами, к подножию холма возле домов Лихи и О’Шей. Толпа двинулась следом, глядя, как полицейские, передав священнику поводья, стали пешком взбираться в гору. Один направился к хижине О’Шей, другой — Норы Лихи.
Когда через несколько минут они появились вновь, по бокам от растерянной вдовы и рыдающей девочки-прислуги, люди стали возбужденно перешептываться. Они смотрели, как полицейские уводят женщин — по дороге, назад к часовне, и только потом, когда группа скрылась из виду, люди кинулись на холм к О’Шей — узнать, что произошло. Неужели девчонку застали за кражей? А может, эта вдова сама гибель мужа подстроила? Когда потом они увидели, что полиция вернулась за Нэнс, люди стали гадать, может, все трое с нечистью водятся, всю долину изурочили, масло уводили из маслобоек и скотину губили кознями. Небось на самого священника пищог сделали!
Скоро все прояснилось. На закате вся долина гудела от новостей. Нору Лихи, Мэри Клиффорд и Нэнс Роух будут судить. Кретина-подменыша, которого Нора прятала от людей, утопили в реке, и говорят, будто это убийство.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ ИНСПЕКТОР ВЕСЬ ВЗМОК, его шея багровела над темно-зеленым форменным воротом.
— Теперь говорите мне как есть всю правду, это очень важно. Вы наняли эту… — он заглянул в лежавшую перед ним бумагу, — Энн Роух, поручив ей убить вашего внука?
— Нэнс, — буркнула Нора.
Полицейский вторично заглянул в бумагу:
— У меня написано: Энн.
— Она зовется Нэнс. Нэнс Роух.
Он поднял глаза, взглянув на нее из-под кустистых бровей. Ноздри его шевельнулись.
— Это простой вопрос. Заплатили ли вы этой женщине за убийство вашего внука Михяла Келлигера?
Нора глядела на кадык полицейского, двигавшийся вверх-вниз над тесным воротником. Дрожащей рукой она потянулась к собственной шее.
— Я ничего ей не платила.
— Значит, это было простым благодеянием? Вы ее просили убить Михяла?
Нора покачала головой:
— Нет. Ничего такого я не просила. Она хотела вылечить его. Прогнать фэйри.
Констебль поднял бровь:
— Фэйри?
Нора обвела взглядом помещение участка. Здесь пахло пóтом, ваксой и жирным беконом. В животе у нее заурчало: с самого дня, как ее привезли сюда, единственной ее едой была утренняя миска водянистой овсянки. Четыре ночи тяжелого беспокойного сна взаперти на влажном соломенном матрасе в каменном мешке камеры. Четыре миски каши, поданных безмолвным стражником. Ни один из мужчин, приносивших ей еду, не отвечал на ее вопросы. Ни один не хотел ей сказать, нашли ли у нее дома маленького мальчика. Должно быть, он ищет ее, втолковывала она каждому из них. Рыжеволосый, четырех лет от роду.