— Правда ли, что вы хотели только самого лучшего для находившегося на вашем попечении ребенка, миссис Лихи?
У Норы не ворочался язык. Она открыла рот, но не смогла произвести ни звука.
Мистер Уолш повторил вопрос, словно обращаясь к слабоумной.
— Миссис Лихи, разве не правда, что вы кормили ребенка, когда он очутился на вашем попечении? Что вы обращались за помощью к доктору?
Нора кивнула:
— Да. В сентябре.
— И какое лечение прописал доктор вашему внуку?
— Никакого. Он сказал, что ничем помочь нельзя.
— Должно быть, это сильно огорчило вас, не так ли, миссис Лихи?
— Да. Сильно огорчило.
— Мэри Клиффорд, свидетельница обвинения, сказала, что вы обращались за помощью и к вашему священнику, отцу Хили. Это так?
— Да.
— И какую помощь он вам предоставил?
— Он сказал, что сделать ничего нельзя.
— Миссис Лихи, правильно ли я понял, что после того, как усиленное питание не помогло возвратить мальчику силы и здоровье, после того, как ни доктор, ни священник не смогли вам помочь ни лекарством, ни чем-либо иным, вы обратились за единственно доступным вам видом помощи — к местной лекарке Энн Роух?
— Да, — еле слышно прошептала Нора.
— И когда мисс Роух заверила вас в том, что сможет возвратить вам внука здоровым, нормальным, точно таким, каким вы увидели его, когда два года назад посетили вашу дочь, то это пробудило в вас надежду?
— Да.
— И кто способен упрекнуть вас в этом, миссис Лихи? Разве не надежда толкнула вас к тому, чтоб уверовать в то, что Михял Келлигер — фэйри? Разве не надежда и не страстное желание сохранить жизнь внуку заставили вас помогать Энн Роух в ее попытках лечить?
— Я… я не понимаю.
Адвокат помялся в нерешительности, вытер лоб.
— Миссис Лихи, надеялись ли вы сохранить жизнь Михяла Келлигера?
У Норы все поплыло перед глазами. Она вцепилась в железо наручника. Фэйри не любят железа, промелькнуло в голове. Огня, железа и соли… Боятся холодных углей, и щипцов над колыбелью, и парного молока, если полить им землю в мае…
— Миссис Лихи? — Это был судья. Он наклонился вперед, в голубых с красными прожилками глазах, в низком голосе сквозила озабоченность. — Миссис Лихи, суд спрашивает вас, имеете ли вы что-либо еще дополнительно заявить суду?
Нора поднесла к лицу дрожащую руку. Прохлада железного наручника охладила пылающие щеки.
— Нет, сэр. Ничего, кроме того, что я хотела, чтоб внук мой был со мной. Только это одно я и хотела.
Нэнс слушала, как дает показания человек, которого называли коронером. Из-под аккуратно подстриженных рыжих усов вылетали слова, которых она не понимала.